Анджей Сапковский - Божьи воины
— Ты знаешь меня, госпожа, — проговорил он. — Знаешь, кто я. Следовательно, у тебя значительное преимущество передо мной.
— Ты даже не знаешь, насколько значительное, — хищно улыбнулась она. — Поэтому называй меня…
Она замялась, глянула на рукав платья…
— Называй Зеленой Дамой. Что так глядишь? Считаешь, только вам, странствующим рыцарям, дозволено сохранять инкогнито под романтическими прозвищами? Для тебя я — Зеленая Дама, и точка. Дело даже не в цвете одежды. С тем Зеленым Рыцарем я смело могу соперничать. Встречались такие, которые по одному моему кивку готовы были положить голову на плаху. Может, сомневаешься?
— Я бы не посмел. Пусть только будет случай, госпожа, и я не поколеблюсь.
— Говоришь, случай? Как знать. Посмотрим. А пока помоги мне забраться в седло.
Они ехали, держа справа синие на фоне туч хребты Судет. Зеленую Даму и Рейневана опережал только дозор: толстый сержант и два стрелка. Вслед за Дамой и Рейневаном двигались остальные: воины, оруженосцы и слуги, ведущие свободных и вьючных коней. Арьергард колонны составляли Либенталь et consortes.
Они были не одиноки, на дороге царило довольно оживленное движение. И неудивительно — ведь двигались они по известному и с давних времен используемому торговому пути, связывающему Запад с Востоком. До Згожельца, известная как via Regia, королевская дорога, идущая через Франкфурт, Эрфурт, Лейпциг и Дрезден до Вроцлава, в Згожельце разветвлялась в так называемую Подсудетскую дорогу, бегущую вдоль подножия гор через Еленью Гуру, Свидницу, Нису и Рачибуж, чтобы в Кракове снова соединиться с Вроцлавским трактом и идти на восток, к Черному морю. Неудивительно, что по Подсудетской дороге тащились телега за телегой, обоз за обозом. С востока на запад, к немецким странам, традиционно двигались волы, бараны, свиньи, кожи, меха, воск, поташ, мед и сало. В противоположную сторону везли вино. И изделия, изготовляемые развитой на западе промышленностью, которая на востоке никак не хотела развиваться.
Зеленая Дама натянула поводья стройной белой кобылы, подъехала так близко, что коснулась коленом его колена.
— У тебя на воротнике, — заметила она, — засохшая кровь. Это их работа? Либенталя и компании?
— Нет.
— Короткий ответ, — надула она губы. — Однозначный до боли. А я, подумать только, в глубине души надеялась, что ты разовьешь тему и порадуешь меня приключенческой повестью. Напоминаю, ты должен был меня увеселять. Но коли тебе это не по вкусу, навязываться не стану.
Он не ответил, словно язык проглотил. Какое-то время ехали в тишине. Зеленая Дама, казалось, была полностью поглощена тем, что любовалась открывающимися видами. Рейневан то и дело поглядывал на нее украдкой. Во время одного такого как бы случайного взгляда она поймала его, схватила глазами как паук муху. Он отвел глаза. Ее взгляд вызывал дрожь.
— Насколько я поняла, — довольно беспечно возобновила она разговор, перебивая повисшую между ними тишину. — Насколько я поняла, ты ухитрился сбежать от стражей. Для того, чтобы на следующий день вернуться. Добровольно. Свободой ты пользовался едва одну ночь. И теперь едешь в замок Столец отдать себя в руки и во власть господина Яна Биберштайна. Чтобы так поступить, у тебя должна быть причина. Была?
Он не ответил, только кивнул головой. Глаза Зеленой Дамы опасно прищурились.
— Серьезная причина?
Он снова хотел кивнуть, но вовремя одумался.
— Серьезная, госпожа. Но я предпочитал бы об этом не говорить. Не обижайтесь. А если обидел, каюсь и прошу прощения.
— Прощаю.
Он снова украдкой взглянул на нее, и снова она поймала его в ловушку своих глаз, выражение которых он не мог разгадать.
— У меня было и до сих пор есть желание поговорить. Вопросами я намеревалась только склонить тебя к большей разговорчивости. Потому что на большинство вопросов я и так знаю ответы.
— Правда?
— Ты отдаешься на милость господина Яна ради демонстрации. Чтобы попытаться убедить его, что у тебя совесть чиста. Я имею в виду — в отношении Катажины, естественно.
— Ты удивляешь меня, госпожа.
— Знаю. Я делаю это специально. Однако вернемся, как часто говорит мой исповедник, к meritum[175]. На господина Яна, можешь мне поверить, твоя демонстрация впечатления не произведет. В замке Столец тебя ожидают, я так думаю, довольно неприятные процедуры. Которые окончатся весьма печально. Надо было убегать, пока возможно.
— Бегство подтвердило бы обоснованность обвинений. Было бы признанием вины.
— Ох. Значит, ты невиновен? Ничего нет на совести?
— Ты наслушалась сплетен обо мне.
— Верно, — согласилась она. — Их кружило множество. О тебе. О твоих делишках. И победах. Хочешь, не хочешь, а слушала.
— Знаешь, госпожа, — откашлялся он, — как оно бывает со слухами. Воробьем вылетит, волом вернется…
— Знаю и то, что нет дыма без огня. Прошу, не цитируй больше поговорок.
— Преступлений, которые мне приписывают, я не совершал. В частности, не нападал и не грабил сборщика податей. И у меня нет награбленных денег. Если тебя это интересует.
— Это — нет.
— Тогда что же?
— Я уже сказала: Катажина Биберштайн. Перед ней ты ни в чем не виновен. Ни один грех не тяготит твою совесть? Или хотя бы грешок?
— Вот как раз на эту тему, — стиснул он зубы, — я предпочитал бы не беседовать.
— Знаю, что предпочитал бы. Свидница перед нами.
В город они въехали через Стжегомские ворота, выехали через Нижние. Во время поездки Рейневан несколько раз вздохнул, узнавая хорошо ему знакомые и ассоциирующиеся с приятным места — аптеку «Под Зеленым Линдвурмом»[176], в которой он некогда практиковал, корчму «Под крестоносцем», в которой некогда попивал свидницкое мартовское и испытывал свои шансы у свидничанок, овощные ряды, куда ходил пытать счастья у приезжающих с товаром селянок. Тоскливо посмотрел в сторону улицы Крашевицкой, где Юстус Шоттель, знакомый Шарлея, печатал игральные карты и свинские картинки.
Хоть он и был поглощен воспоминаниями, то и дело украдкой косился на едущую справа от него Зеленую Даму. И всякий раз, когда поглядывал, столько раз его мучали угрызения совести. Я люблю Николетту, повторял он себе. Люблю Катажину Биберштайн, которая родила мне сына. Я не думаю о других женщинах. Не думаю. Не должен думать. И думал.
Зеленая Дама тоже казалась погруженной в размышления. Она молчала все время. Заговорила только за селом Болесьчин, когда утихли звуки копыт коней кавалькады, проезжающей через мост на Пилаве.
![Анджей Сапковский - Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]](/uploads/posts/books/54727/54727.jpg)
