Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец)
– Скажи, а почему все из-за меня всполошились? Они так себя ведут, словно я важная птица. Какое имеет значение, что я делаю?
– Понятия не имею. Ты был важен для нас потому, что был важен для Среды. А вот почему… Пожалуй, вот тебе еще одна из мелких загадок природы…
– Устал я от загадок.
– Да? А по мне, так они придают миру пикантность. Как соль подливе.
– Выходит, ты шофер. Ты всех их возишь?
– Тех, кого нужно, – сказал Локи. – Тоже заработок.
Подняв к самому лицу наручные часы, он нажал на кнопку: циферблат замерцал бледно-голубым, подсветил снизу его лицо, придав ему что-то высокомерное и загнанное одновременно.
– Без пяти полночь. Пора, – сказал Локи. – Идешь?
Тень сделал глубокий вдох.
– Иду.
Они прошли по темному коридору мотеля до номера пятого. Локи вынул из кармана коробок спичек, зажег одну, чиркнув о ноготь большого пальца. Мгновенная вспышка обожгла зрачки Тени. Мигнул, потом загорелся ровно фитиль свечи. За ним – второй. Локи зажег еще одну спичку и отошел к окну – поджигать все новые и новые огарки, расставленные по подоконникам, в изголовье кровати и на рукомойнике в углу.
Кровать вытащили от стены на середину комнаты, так что со всех сторон до стен оставалось пустое пространство в несколько футов. Матрас был накрыт простынями, дешевыми и старыми гостиничными простынями, изношенными и испещренными пятнами. Поверх простыней неподвижно лежал Среда.
Одет он был в тот самый светлый костюм, который был на нем, когда его застрелили. Правая сторона его лица была нетронутой, целой и не испачканной кровью. Левая превратилась в кровавое месиво, и левое плечо и левый лацкан были усеяны темными пятнышками. Руки лежали по бокам тела. Выражение на развороченном лице было далеко не мирное: Среда выглядел обиженным – до глубины души, по-настоящему обиженным, исполненным ненависти, гнева и подлинного безумия. А подо всем этим притаилось удовлетворение.
Тень вообразил себе, как умелые руки мистера Шакала разглаживают ненависть и боль, восстанавливая лицо Среды воском и гримом гробовщика, одаривая его последним покоем и достоинством, в которых отказала ему даже смерть. Но даже в смерти Среда не казался меньше. И от него по-прежнему слабо пахло «Джеком дэниэлсом».
По равнине гулял ветер: Тень слышал, как он завывает вокруг старого мотеля в воображаемом центре Америки. Оплывая, мерцали свечи на подоконнике.
В коридоре раздались шага. Стук в дверь, голос: «Пора, поспешите», шарканье шагов. Входя в номер, все склоняли головы.
Первым вошел Город, за ним последовала Медия, а затем появились мистер Нанси и Чернобог. Последним пришел толстый мальчишка: на лице у него красовались свежие синяки, а губы все время шевелились, словно он самому себе повторял какую-то мантру, но не издавал при этом ни звука. Тень вдруг понял, что жалеет его.
Без церемоний и без единого слова все выстроились вокруг тела – каждый на расстоянии вытянутой руки от соседа. Меж собравшимися в комнате, зародившись, стало нарастать напряжение, сам воздух словно исполнился благоговения: ничего подобного Тень никогда не испытывал раньше. Тишина, ни звука, только потрескивание свечей и завывание ветра.
– Мы собрались в этом безбожном месте, – заговорил Локи, – чтобы передать тело этой особы тем, кто похоронит его по обычаю, исполнив все ритуалы. Если кто-то желает высказаться, пусть возьмет слово сейчас.
– Только не я, – подал голос Город. – Я и не знал его хорошо. И от всего этого мне не по себе.
– Эти действия не останутся без последствий, – веско проговорил Чернобог. – И знаете что? Это только начало.
Толстый мальчишка захихикал, пустив петуха, подавился высоким девчоночьим смешком.
– Ладно-ладно, – выдохнул он. – Усек. – А потом вдруг монотонно продекламировал:
Кружа и кружа все расширяющимися кольцами спирали,
Сокол соколятника не слышит;
Все распадается, проседает центр…
Тут он прервался и нахмурил брови:
– Черт, а ведь раньше я помнил все до конца. – Он потер виски, сморщился и умолк.
И тогда собравшиеся уставились на Тень. Ветер теперь визжал за окном. А Тень не знал, что сказать.
– Все это выглядит жалко, – произнес он наконец. – Вы убили его или приложили руку к его смерти. А теперь вы отдаете нам его тело. Прекрасно. Он был вспыльчивый шельма, но я пил его мед, и я все еще работаю на него. Это все.
– В мире, где каждый день умирают десятки людей, – взяла слово Медия, – нам нужно помнить, что на каждое мгновение горя, когда из этой жизни уходит человек, приходится мгновение радости, когда на свет рождается дитя. И его первый крик… это волшебство, ведь так? Может, я скажу жестокую вещь, но горе и радость – это как молоко и печенье. Не бывает горя без радости, как не бывает молока без печенья. Думаю, в это мгновение нам следует задуматься над этим.
А мистер Нанси, прочистив горло, сказал:
– Что же, тогда придется мне, раз никто больше этого не скажет. Мы в самом центре страны, у которой нет времени для богов, и в этом центре для нас меньше времени, чем где-либо еще. Это – ничейная земля, место перемирия, и здесь мы исполняем его законы. У нас нет выбора. Так вот. Вы отдаете нам тело нашего друга. Мы его принимаем. Вы за это заплатите, убийство за убийство, кровь за кровь.
– Как скажешь, – снова подал голос Город. – Лучше бы вам поберечь время и силы: поезжайте домой и застрелитесь. Так мы обойдемся без посредников.
– А пошел ты! – взорвался Чернобог. – Имел я тебя и твою мать, и твою сраную лошадь, на которой ты, придурок, приехал. Ни один воин не отведает твоей крови. Ни один живой не возьмет твою жизнь. Ты умрешь мягкой, жалкой смертью. Ты умрешь с поцелуем на губах и ложью в сердце.
– Брось, старик, – сказал Город.
– «Кровавый прилив на подходе», – вставил толстый мальчишка. – Кажется, так там дальше.
Взвыл ветер.
– Ладно, – прервал молчание Локи. – Он ваш. Мы свое сделали. Забирайте старого говнюка.
Он щелкнул пальцами, и Город, Медия и толстый мальчишка вышли из комнаты, а потом улыбнулся Тени:
– Никого не зови счастливым, а, дружок?
С этим он тоже ушел.
– Что же будет теперь? – спросил Тень.
– Мы его завернем, – сказал Ананси, – и увезем отсюда.
Среду они завернули в гостиничные простыни, в импровизированный саван на скорую руку, так что вскоре и самого тела не стало видно. Два старика взялись было за сверток с обеих концов, но Тень остановил их:
– Дайте-ка попробую.
Согнув колени, он подсунул руку под закутанную в белое фигуру, потом распрямился, взваливая ее себе на плечо. Постоял на полусогнутых, стараясь обрести равновесие.
– Хорошо, – сказал он. – Я его держу. Давайте положим его в машину.
Чернобог как будто собрался спорить, но потом закрыл рот. Поплевав на пальцы, он начал большим и указательным тушить свечи. Выходя из погружавшейся во тьму комнаты, Тень слышал их слабое шипение.
Среда был тяжелым, но Тень справлялся, только вот идти приходилось неспешно, но и без остановок. У него не было выбора. С каждым шагом, который он делал по коридору, слова Среды эхом отдавались у него в голове, а на языке он чувствовал кисло-сладкий вкус меда. «Ты меня защищаешь. Ты возишь меня с места на место. Ты выполняешь поручения. В случае необходимости, и только в этом случае, ты пускаешь в ход силу, когда нужно кое-кого приструнить. И в маловероятном случае моей смерти ты будешь бдеть у моего тела…»
Мистер Нанси открыл перед ним дверь вестибюля, потом, обежав его кругом, – заднюю дверцу мини-вэна. Четверо новых богов уже стояли возле своего «хамви» и наблюдали за процессией с таким видом, будто им не терпелось уехать. Локи снова надел шоферскую шапку. Ветер раз за разом ударял в Тень, тянул и дергал за края простыней.
Как можно мягче он опустил Среду на пол мини-вэна.
Кто-то тронул его за плечо. Он повернулся. Перед ним, протягивая руку, стоял Город.
– Вот возьми, – сказал мистер Город. – Мистер Среда просил, чтобы это тебе передали.
На раскрытой ладони лежал стеклянный глаз. Через самую его середину бежала тоненькая трещинка, и крохотный осколок радужки откололся.
– Мы нашли его в Масоник-холл, когда прибирались. Возьми на счастье. Господь знает, оно тебе понадобится.
Тень зажал глаз в кулаке. Ему очень хотелось найти остроумный и язвительный ответ, но Город уже вернулся к «хамви» и забирался в машину – а Тень все еще так и не придумал ничего умного.
Они ехали быстро. К рассвету они были уже в Принстоне, штат Миссури. Тень еще так и не сомкнул глаз.
– Где тебя высадить? – спросил Нанси. – На твоем месте я бы раздобыл себе документы и двинул в Канаду. Или в Мексику.
– Я с вами, ребята, – ответил Тень. – Среда бы этого хотел.
– Ты больше на него не работаешь. Он мертв. Как только сбросим его тело, иди на все четыре стороны.
