Наталия Мазова - Исповедь травы
– Почему? – тупо спросил Тэль-Арно, потрясенный известием не меньше Лоти.
– Там щит энергетический, защита против магии… Ой, боюсь я за них, щенята, слов нет, как боюсь!
Глаза Лоти вдруг вспыхнули ярче солнечных бликов на мече:
– Ребята, что хотите, но я должна… Я должна узнать, что там происходит!
– Как ты узнаешь? – безнадежно махнул рукой Снэйкр.
– А я по глухой стенке влезу, по химерам! Там же под самой крышей пара окошек для вентиляции – пролезу внутрь на перекрытия и сверху с балок посмотрю!
– Ты с ума сошла! – горячо возразил Тэль-Арно. – Ты хоть представляешь, что с тобой за это сделают? Да не с тобой одной – со всеми нами!
– Вот и надо сейчас лезть, пока никого нет во дворе… А вы подстрахуйте меня, ребята, я вас очень прошу! Ну пожалуйста!
На минуту воцарилось тягостное молчание, во время которого, как и во время разговора, троица как-то незаметно смещалась от ворот к дворцовой стене.
– А, гори оно все!.. – вдруг ударил ее по плечу Снэйкр. – Сам полезу, не вас же подставлять!
– Нет, я должна, – тихо, но настойчиво возразила Лоти. – Я самая легкая, а там перекрытия уже ненадежные – сколько лет служат…
Они уже стояли под стеной.
– Ладно, лезь скорее, раз так, – согласился Снэйкр. – Ой, полетят наши головушки за то, что мы сейчас с прибором положим на присягу!
Лоти торопливо разулась, скинула форменный красный камзол, оставшись в том серо-голубом одеянии, в котором была в лесу. Прислонила к стене гитару, секунду посмотрела на нее – и вдруг решительно пристроила за спину.
– Великая Луна, инструмент-то зачем? – всплеснул руками Снэйкр. – Ты, Лоти, видно, немного того от волнения…
– Не спрашивай, – упрямо бросила Лоти, уже карабкаясь по стене. – Сама не знаю, но чувствую – надо зачем-то…
Тэль-Арно завороженно следил, как девушка ловко взбирается все выше и выше, как легко находят опору в каменной резьбе ее тренированные руки и ноги… Снэйкр, будучи куда большим прагматиком, тревожным взглядом окидывал двор, не спуская руки с рукояти меча.
Когда из-за угла вышли двое в черной парадной форме, указывающей на принадлежность к внешней гвардии, он сразу же кинулся им наперерез. Один из черных уже открыл было рот, чтобы окликнуть Лоти, но Снэйкр заступил им дорогу:
– Тише, ребятушки, ради всего святого! Не переполошите весь дворец!
– Да ты видишь – кто-то на стену лезет! – тут же возмутился один из черных. – Не положено!
– В том-то и дело! Лоти Серид с братцем моим поспорила на бочонок красного, что залезет по стене, влезет в слуховое оконце, вылезет из соседнего и спустится назад по стене же. А вы своим криком чуть все развлечение не сорвали!
– Бочонок красного – это вещь, – заметил другой черный. – А гитара-то зачем?
– Так в этом-то вся и соль! – Снэйкр вздохнул с облегчением – судя по всему, черные ничего не знали о том, что сейчас творится в Бронзовом Покое. – Заденет она за балку, струны звякнут – и все, проиграла, скинут ее с перекрытий.
– Хм-м… А ловко придумано! – восхитился первый. – Можно нам тоже посмотреть?
– Знаете что, ребятки… Если хотите, чтоб от вас польза была, последите с той стороны, чтоб патруль не появился, а появится – попробуйте уболтать, чтоб, будучи при исполнении, не испортили все. Нам-то самим не с руки, нам за Лоти следить надо.
– Ладно. Только уговор – вино распиваем впятером!
– Заметано! – ухмыльнулся Снэйкр.
– Ну ты даешь! – восхитился Тэль-Арно, когда черные скрылись за углом. – Это ж надо было так их!..
– Это я с перепугу, – мрачно бросил Снэйкр, проверяя, легко ли ходит в ножнах меч. – Хорошо, что обошлось без драки – кровь и трупы нам сейчас совсем ни к чему.
Тем временем Лоти уже протискивалась в слуховое окошко. Если бы действительно был спор, она бы выиграла его – струны не звякнули…
Долгий-долгий проигрыш, он уже истомил меня, кружится голова, и я почти не осознаю, когда вступает этот рвущий душу, знакомо бесплотный голос:
Слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук,
Ваша поступь легка – шаг с мыска на каблук…
Танец, снова танец… Снова полупризрачное кружение масок среди черных мраморных стен, и два застывших Нездешних лика – оправленный в медь и оправленный в серебро – сливаются, как по заказу… Я изрядный танцор, прикоснитесь же, лаийи – я выйду! Вот только я не лаийи, и не в моих силах прикоснуться…
Слова… я не слежу их, я в том состоянии, в каком можно только танцевать – но я знаю, что прикована к столбу, все, что я могу – тряхнуть головой, разметав волосы, и я плачу, плачу… о, как мучительна и блаженна эта жажда небытия, особенно сейчас, в проигрыше между куплетами, и кружится, кружится мир вокруг прикованной меня, и с ласковой укоризной – глаза в глаза – тот, кому я сказала «vade retro» и кто теперь потерян навеки. Я знаю, что буду теперь умирать долго, долго, видя перед собой лишь это немыслимо прекрасное лицо и этот все понимающий взгляд, но уже никогда не ступлю в круг рядом с ним… Так умирал Лугхад, так буду умирать я – века, вечность…
И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой —
Вам же нравится пропасть, так рвитесь за мной…
Он убьет меня, уже почти убил… Так мне и надо – я сама взрастила в себе зерно своей гибели, отвергнув, но не сумев отречься от желаний… Снова проигрыш – боги мои, какая пытка… нет, я не буду умирать века – я умру прямо сейчас из-за невозможности вторить музыке движеньем, взорвусь, разлечусь осколками, как и предсказывала Райнэя… плавный ход мелодии, словно чья-то молитва за мою грешную душу… покойся с миром…
Requiem aeternam dona eis
Domine
Et Lux perpetua
Luceat eis…
Чистый, светлый, пронзительный голос девушки вплетается в мелодию, умело подстраивается к ней, словно так и надо – и звучание Языка Закона быстро очищает мое сознание, гонит из него гибельные наваждения… Его гитара звучит еще немного, потом Он почти испуганно роняет руки, но в Его игре уже нет нужды – теперь звучит другая гитара, над моей головой, сверху. Совсем другая мелодия – мягкая, мудрая, печальная, и голос девушки, какому лишь с небес и раздаваться:
– Ты опоздал, мой светлый лорд – увы, ты опоздал,
Ты был рожден – а мир твой умирал…
Поднимаю взгляд туда, ввысь… На одной из балок, в голубоватом луче, падающем из слухового оконца, стоит Лоти в своем голубоватом одеянии. Ноги ее босы, в руках гитара, и вся она – Свет и голос Света. Едва заслышав этот голос, Райнэя падает на колени, закрывает лицо руками, застывает неподвижно, словно и вправду стала Камнем. Мучительная судорога бежит по лицу Гитранна, но эта судорога ломает застывшую маску, словно лед трескается, и Его лицо на глазах становится таким же, как было в лесу, когда Он пил вино из моих ладоней… А я оживаю с каждым новым словом, сознание делается необыкновенно чистым и ясным, мысли легки, и силой полнится тело! Лоти царит, Лоти торжествует, голос ее – ветер, пламя, прибой, все, что живет и движется, в отличие от мертвого Камня: