Полина Каминская - Операция "Антиирод"
– Вы забыли “пожалуйста”, – заметил кувшин.
– Вы издеваетесь?
– Нет, – кротко ответил кувшин. – Просто мне кажется, что в пылу спора вы подобрали не самый удачный пример.
– А, по-моему, вполне удачный, – уперся Саша. – И это еще не самая сложная ситуация.
– Вот уж действительно – не самая! Я бы даже сказал: ситуация, доведенная в своей простоте до абсурда!
– Мне кажется, мы друг друга не совсем понимаем, – предположил Саша.
– Мне тоже так кажется! Иначе зачем вы приводили столь дурацкий пример?
– Да почему же дурацкий?! – крикнул Саша.
Ох, приятель, ты меня сейчас выведешь, я не посмотрю, что ты разговаривать умеешь, – возьму за горлышко и тресну об стенку!
– Да потому что не может такого быть! Чтобы один человек такое сказал другому: “Вася, дай мне, пожалуйста, носки”!
– Еще как может! – И Саша тут же очень живо представил себе утро в общаге числа, например, девятого марта. И Мишку Шестакова, лежащего на Сашиной кровати. Как всегда, полностью одетого, но без носков, которые аккуратно висят на спинке кровати. Есть у Мишки такая привычка: по большой пьянке укладываться спать, раздевшись именно до такой степени. Самочувствие у всех – сильно ниже среднего, но Шестакову хуже всех, потому что он вчера заканчивал пивом. Встать он категорически не может, но желание привести себя в порядок имеет. Он протягивает слабую руку по направлению к родным носкам и слабым голосом умирающего, , объявляющего свою последнюю волю, говорит: “Сашка (или Вася, что в данном случае не принципиально), дай мне, пожалуйста, носки...” – Очень даже может!
– Хорошо, – удовлетворенно сказал кувшин. – Но говорить-то зачем? Что этот ваш, с позволения сказать, Вася, сам НЕ ЗНАЕТ, что нужно дать Шестакову утром девятого марта?
– Конечно, нет, – ответил Саша и так и остался стоять с открытым ртом. – А... вы знаете Шестакоза?
– Не имею чести, – сухо ответил кувшин. – И искренне надеюсь впредь избежать знакомства со столь вульгарным субъектом, заканчивающим празднества пивом.
– Тогда откуда вы все это знаете?
– Как – откуда? Вы сами только что о нем подумали. Должен заметить, кстати, что у вас получилась очень яркая внутренняя картина. Вы не пробовали себя в качестве имажин-художника? Могу составить вам хорошую протекцию.
– Для начала я хотел бы выяснить, где очутился и что мне дальше делать, – с нажимом ответил Саша. Говорливый кувшин начинал действовать ему на нервы.
– Простите, я, кажется, увлекся. Если не возражаете, мы могли бы продолжить наш спор как-нибудь в другой раз.
– С удовольствием, – саркастически сказал Саша.
– А пока, исключительно для вашего удобства, можете называть меня Пематангсиантар.
– Как-как?
– Пематангсиантар. Вам не нравится? Ну, тогда – Панкалпинанг. Может быть, вам больше подойдет Телукбетунг?
– Вы опять издеваетесь, – укоризненно заметил Саша.
– Отнюдь. И попрошу вас аккуратней выбирать слова, характеризующие мои действия, – строго сказал кувшин. – Во-первых, не издеваюсь, так как в принципе не имею такой привычки. А, во-вторых, не “опять”, как вы изволили выразиться. Слово “опять” в вашем контексте указывает на повторение действия. А я, как замечено выше, такой привычки не имею. – Кувшин обиженно замолчал, и если бы не полная симметричность формы, Саша был готов поклясться, что тот отвернулся.
– Мне просто такое не выговорить, – объяснил Саша. – Вы выбираете очень сложные имена.
– Вы считаете, что “Панкалпинанг” труднее выговорить, чем “Вася”?
– Да.
– Вы меня окончательно сбили с толку, – признался кувшин. – Но, впрочем, ладно. Сделаем так: выбирайте сами.
– Ну-у, давайте, я буду звать вас... ммм... – Саша растерялся.
– Ну-ну, смелее, не стесняйтесь. Мне абсолютно все равно, – подбодрил ехидный кувшин.
– Я не знаю. Мне трудно подобрать вам подходящее имя.
– Вот видите!
Где-то далеко послышался звук гонга.
– Ужин, – пояснил кувшин. – Нам пора.
– Почему ужин? Пятница ведь началась совсем недавно, – удивился Саша.
– А какая связь между пятницей и ужином? – в свою очередь удивился кувшин.
– Никакой, кроме того, что вначале дня обычно идет завтрак.
– Что вы говорите! Любопытно, любопытно. Я постараюсь это запомнить.
– Ничего любопытного. Я, кстати, хотел спросить: этот гонг на ужин меня случайно не касается?
– Касается, касается! Мы как раз сейчас направляемся в столовую. Вы голодны?
– Я бы поел, – признался Саша.
– Искренне за вас рад. Не забывайте только, что сегодня пятница.
Как ты меня достал со своей пятницей, черт бы тебя подрал!
– А почему мне не следует об этом забывать?
– Потому что, боюсь, сегодня процесс поглощения пищи не вызовет у вас адекватных вкусовых ощущений.
– Не понял. Что значит – адекватных? У вас что – рыба со вкусом мяса?
– Не старайтесь сбить меня с толку своей казуистикой. Если вы хотели тонко пошутить, вам это не удалось.
– Я не хотел шутить.
– Тогда прошу вас следовать за мной.
И Саша последовал. Но перед самым выходом не смог удержаться – подошел к торшеру и резко его поднял. Как и следовало ожидать, никаких проводов, уходящих в пол, он там не обнаружил. Лампочка весело светилась сама по себе.
– Что-то не так? – озабоченно спросил кувшин.
– Да как вам сказать... Просто я привык к несколько другой конструкции.
– Пустяки, – заверил его кувшин. – Так гораздо удобней.
Путь в столовую занял не более пяти минут, так как теперь коридоры были хорошо освещены. Единственной неприятной деталью опять стало поведение кувшина. Который пустился в дорогу, приняв вид студенистой капли, двигавшейся конвульсивными рывками примерно на уровне Сашиного лица. Не забывая при этом трепаться без умолку.
– Переизбыток информации. Вот главная проблема любого мало-мальски динамично развивающегося сообщества. Опыт показывает, что самые совершенные системы гибнут именно от переизбытка информации!
– Ну-ну, – хохотнул Саша, опасливо проходя мимо комнаты с бронированной дверью, – динозавры, например. Книжек перечитались и повымерли все.
– Динозавры? – Зеленая капля притормозила, , задумавшись. – Вы имеете в виду этих крупных пресмыкающихся, страдающих замедленностью нервных импульсов?
– Почему “этих”? – удивился Саша. – Как раз очень даже “тех”. Не припомню точно, когда с ними приключилась такая неприятность, но точно – о-очень давно. Поэтому они уже ничем не страдают.
– Да, да... – Рассеянно согласился проводник. – Ничем. А вот пример вы привели неудачный. Я говорил о динамически развивающемся сообществе. А ваши динозавры, простите, никуда не развивались.
