Сэм Энтховен - Черная татуировка
— По ошибке? — не веря собственным ушам, спросила Эсме. — Ты говоришь, что Чарли вызовет уничтожение Вселенной по ошибке?
— С его стороны это, пожалуй, можно назвать ошибкой, — объяснил Скордж. — Но с моей стороны — это я тебе обещаю — ошибки не произойдет. Ну, — произнес он, немного помолчав, — что ты скажешь?
— Давай проясним все до конца, — заговорила Эсме чуть погодя. — Если я соглашусь на твое предложение, ты все это прекратишь?
Все до одного клоны Гукумата словно окаменели.
— Ты откажешься от мысли будить Дракона, — продолжала Эсме, — и больше никогда не станешь даже думать об уничтожении Вселенной. Никогда. Так?
— Таково было мое предложение, — ответил Скордж.
Войско, состоящее из клонов Гукумата, разволновалось.
— Мой повелитель! — начал обер-министр. — Я…
— Я тебе не верю, — сказала Эсме.
— Почему? — изумленно спросил Скордж.
— Все очень просто. Если бы я поверила, будто, приняв твое предложение и начав вести себя как твоя дочь, я и правда остановлю тебя, помешаю тебе сделать то, что ты задумал, я бы мгновенно, без всяких раздумий согласилась. — Она зловеще усмехнулась. — Я не стану тебе лгать. Мне бы это не понравилось. Мысль называть тебя папочкой мне отвратительна. Но если бы действительно существовал выбор: сделать это или позволить тебе убить всех и всё, то, как бы мне ни было противно, я бы не стала долго размышлять. Однако… — сказала Эсме, не спуская глаз со Скорджа и пытаясь понять, какое впечатление на него производят ее слова.
Но его черная физиономия, как обычно, осталась непроницаемой.
— …на самом деле все не совсем так, верно?
Ответа не последовало.
— Знаешь, — сказала Эсме, стараясь потянуть время, — есть во всем этом одно, что меня ужасно злит.
Гукумат и Скордж продолжали молчать.
— Дело не в обмане, не в шантаже, не в чем-то вроде «люби меня, или я не знаю, что сделаю!», хотя и это, по правде говоря, меня ужасно раздражает. Дело даже не в том, — добавила она, — что ты убил всю мою семью и изуродовал мою жизнь. Дело в том, — продолжала она, чувствуя, как к горлу подступает тяжелый, давящий ком, — что ты попросил меня верить тебе после всего этого.
Она смотрела на демона, яростно сверкая глазами.
— Неужели ты действительно ждешь, будто я поверю хоть одному твоему слову после всего, что ты натворил? — спросила она. — Поверю, что ты способен сдержать обещание — после того, сколько раз ты солгал, сколько жизней ты разрушил?
— Я дал тебе слово… — начал Скордж.
— Ну да, может, ты даже сам поверил в свое слово, — с усмешкой сказала Эсме. — Но главное — я тебе не поверила. И если ты решил, будто я тебе поверю, то ты еще глупее, чем я считала.
— Значит, ты отвергаешь мое предложение? — спросил Скордж.
— Ты чертовски прав. Я отвергаю твое предложение.
Эсме едва заметно приподняла смуглые руки. Ее янтарные глаза засияли. Она пристально следила за своим злейшим врагом. Все окружавшие ее клоны Гукумата в страхе попятились подальше от девушки и от ее страшной улыбки.
— Хватит обмана, — сказала Эсме — Хватит лжи. Мы с тобой сразимся и будем биться до конца. Прямо сейчас.
ВЕЛИКАЯ КАББАЛА
Джек очнулся (или ему только так показалось, ибо было ужасно темно) от звука голосов.
— Даже стрельнуть не удалось, — произнес чей-то голос.
— Двенадцатый, уймись, — устало сказал Номер Третий.
— Просто хочется кого-нибудь подстрелить, — объяснил Номер Двенадцатый. — Честное слово, неужели я многого прошу?
— Привет… — прохрипел Джек.
— Джек! — обрадовался Номер Третий. — Ты в порядке?
— Гм… да. Наверное.
На самом деле Джек не был в этом так уж уверен. Руки, ноги, все его тело… В общем, он чувствовал себя довольно странно. Он мог шевелить пальцами рук и ног, но все остальное словно бы в чем-то увязло. Даже голову повернуть было невозможно. Как он ни старался, добился только того, что услышал негромкое поскрипывание того вещества, которое его держало и с силой давило на него.
— Ну? Что это еще за местечко, малявка? — к большому огорчению Джека, объявился Номер Второй. — Где мы, черт побери, хотел бы я знать?
— А вы, черт побери, как думаете? — мрачно отозвался Джек. — В аду.
— Но что с нами будет? Почему тут такая темнотища?
— Потому что в аду, — пробормотал Джек, — как бы тебе ни было фигово, ты знаешь, что всегда может стать еще хуже.
— Слушайте мельчайшего из вас! — послышался вдруг незнакомый голос. — Он говорит мудро! Жаль, что прежде он не высказал подобной мудрости — до того, как вы совершили преступления, за которые будете наказаны смертью!
Тут со всех сторон раздался радостный писк. Джек догадался, что это смех.
— Зажгите огонь для супососов! — распорядился голос. — Пора им увидеть, кого они оскорбили!
Послышался негромкий шелест, и зажегся тусклый, приглушенный свет. Наконец Джеку стало ясно, почему он всем телом ощущает странное давление. Он сразу перестал вырываться, и ему стало не по себе.
Очень даже не по себе.
Пещера, в которой они находились, по меркам ада была не так уж велика. Ее высота составляла метров пятнадцать — двадцать. Но при этом Джек и «Сыновья» были приклеены к потолку. Прямо под ними лежало еще одно озеро, наполненное загадочной беловатой жидкостью, похожей на простоквашу. Вокруг озера, на полу и стенах пещеры, сверкая миллионами огромных лемурьих глаз, разместилось такое огромное количество чинджей, какого Джек даже представить себе не мог. Во все стороны, насколько хватал глаз, он видел их тельца, снабженные кожистыми крылышками.
— Обжоры! — произнес скрипучий голос. — Супохлёбы! Варвары! Смотрите, какая страшная судьба ожидает вас — вас и всякого, кто осмелится ступить на священные пути чинджей!
Джек посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Отыскать взглядом того, кому он принадлежал, оказалось довольно просто. На дальнем берегу простоквашного озера в каменной стене были вырублены три длинные ступени. Посередине верхней ступени, в окружении отряда явно свирепых, но с виду на удивление хрупких существ, похожих на летучих мышей, покрытых шерстью с проседью, стояла одинокая бледная фигурка.
Старший чиндж был так стар, что его шкурка совсем поседела, стала почти белой. Его крылья были потертыми и дырявыми. Кое-где на его шерстке виднелись залысины, покрытые дряблой, морщинистой кожей. А вот уши старейшины, напротив, поросли роскошной, пышной, белоснежной шерстью. На одном глазу старого чинджа было бельмо, но второй глаз смотрел на людей с ужасной ненавистью.
