Уэйн Барлоу - Демон Господа
— Что с тобой, брат?
— Последний приказ Сатанакии, — мрачно ответил Ганнибал и утер лицо. — Как-то мне после него плохо стало.
Маго махнул мечом в сторону приближавшейся новой волны демонов, и Ганнибал кивнул.
— Никто не ожидал, что Муха уничтожит свой город и древний мост. Так глупо… Я бы и сам так поступил! Сатанакия попросил меня… Не приказал, а попросил… Попросил перекинуть через Пояс новый мост.
— Но из чего? Вокруг — никакого камня. Мы даже попытаться не сможем.
— Вот и подумай. Чего у нас в избытке? — Следующее слово далось Ганнибалу с трудом. — Душ… — хрипло выдавил он.
Может, это и было частью плана Саргатана с самого начала — возможность иметь постоянный источник строительных ресурсов, который сам дойдет до места битвы? Может, он с самого начала всего лишь использовал доверчивого генерала? Или же Саргатан вообще не задумывался об исходе наземной битвы, с самого начала расценивая ее только как отвлекающий маневр? Если все закончится так, как надеялся архидемон, Ганнибал мог никогда и не узнать, что же на самом деле планировал лорд Адамантинаркса.
— Нет… — Вытянувшееся лицо Маго, наверное, сейчас в точности повторяло Ганнибала. — Он обещал…
— Другого пути нет. Только такой. Привычный.
— Брат, ты не можешь отдать такой приказ.
— Я должен. Выбора нет. — Глубоко внутри Ганнибала что-то сжалось. На какой-то миг он снова вспомнил тот день в рабочей бригаде, когда и сам чуть не стал частью ступени. Неужели ему действительно придется то ли приказать, то ли попросить о том, чего он сам боялся раньше больше всего?
— Ганнибал, после Пламенного Среза ты обещал нам, что не позволишь им сделать это с нами снова, что мы будем сражаться, а не пойдем на кирпичи. Это — в первую очередь битва Саргатана, не наша. Ты сам говорил… Возможно, мы никогда не увидим Небеса. Это его восстание, так пусть он и приносит жертвы.
— Маго, если мы хотим, чтобы с нами в Аду считались, мы должны это право заслужить.
— Но с кем будут считаться? После такого — не останется никого.
Ганнибал повернулся к первому знаменосцу, чтобы отдать приказ, и замер. Как объяснить другим то, как меняется он, их командир, как объяснить это чувство, что мантия судьбы предназначена только для него? Как предать тех, кто ему поверил? Что это, эгоизм или трезвое понимание реальности?
И он вдруг осознал: ему совершенно все равно, что случится с его душами, если состоится он сам. Такое чувство не появлялось у него никогда, за все годы командования войсками при жизни.
Ганнибал посмотрел на приближавшуюся атакующую линию противника и заметил, что правое крыло легионов Сатанакии подтягивается ближе, уже готовясь заполнить брешь, которая возникла бы после отхода армии душ. «Сатанакия знает меня лучше, чем я сам. Он знает, что я отдам приказ. Он знает, что такое гордость полководца».
Ганнибал посмотрел в глаза брата. И увидел в них только прошлое — человеческих ошибок, огней Тофета и бесконечных угрызений совести. Маго словно вновь напоминал ему о боли, надеялся, что Ганнибал поступит, как человек. Он надеялся, что его брат все еще цепляется за ту жалкую тварь из минувшего.
Ганнибал махнул первому знаменосцу и отрывисто пролаял слова приказа. Его армия выйдет из боя и последует к берегу Пояса Люцифера, и там начнется сооружение моста.
Генерал душ окончательно решил, что не вернется к той жизни, которая принадлежала когда-то Ганнибалу Барке.
XXXII
Двое старших военных магов Сатанакии прибыли к Поясу еще до подхода армии Ганнибала. Не тратя времени, они заискрились глифами и приступили к трансформации. Первые ряды душ мгновенно превратились в фундаментные конструкции. Поднялся крик, всегда сопровождавший превращение. Легионеры-демоны, стоящие у основания конструкции, отдавали приказы — они одновременно и образовывали коридор для душ, и заслоняли от них строительство. А оно шло уже полным ходом.
Когда скрывать правду стало невозможно, Ганнибал заверил командиров, что души после боя будут возвращены в свободное состояние. Но где была гарантия? Кто знал, кому суждено победить в этой битве? А у кирпичей шанса удрать нет, весьма мала и вероятность уцелеть при разрушении моста. Крики ярости звучали все громче…
У предмостья росла груда брошенного оружия, и вдруг стало ясно: отношения между демонами и душами прежние! Здесь, у моста, вместо товарищей по оружию снова оказались угнетатели и угнетенные, хищники и жертвы.
Маго как будто все еще не мог поверить в происходящее. Он не принимал превращения душ, возвращения прежних адских порядков, нарушения обещаний. Ганнибал же знал теперь точно: если его разум пришел к каким-то решениям, то пути назад нет. И теперь он удивлялся, как то, что изначально казалось предательством, теперь обернулось величайшей из возможностей. Левое плечо пронзила острая боль. Отрастающая рука давала о себе знать. Не отрывая взгляда от поднимавшегося моста, он сунул правую руку под плащ и принялся растирать больное место.
* * *Еле слышный за шумом ветра крик оторвал Элигора от попыток разглядеть поле боя. Стоя по пояс в обильно кровоточащей дыре купола, его демоны сообщали, что почти пробились сквозь плотную, воющую на разные голоса кладку из душ. Капитан полетел к ним, и его радость смешивалась с чувством страха: когда они проникнут в купол, замысел Саргатана исполнится, и они или навеки потеряют его, или увидят его бесславную гибель. Ни та ни другая перспектива Элигора не устраивала.
Он взлетел с отборной штурмовой командой, и тут очередной удар молота пробил купол. Сильные руки начали осторожно вынимать тяжелые, вырывавшиеся кирпичи — ни в коем случае нельзя было позволить им свалиться вниз. За спинами работавших демонов к дыре обратились сотни копий — в ожидании чего угодно. Но внизу был только сумрак, и даже на сильном ветру чувствовался запах внутренностей здания, тяжелый смрад разложения. Элигор скривился.
Капитан послал Саргатану глиф-доклад, и архидемон тут же возник рядом. Сложив белые крылья, он вгляделся в просвет и принялся сам вытаскивать кирпичи по краям дыры. Через час проем расширили настолько, чтобы в него могли проникнуть одновременно трое демонов — вполне достаточно для атаки.
Элигор отвел взгляд от дыры и встретился глазами с Саргатаном. И оба промолчали, вновь почувствовав давнюю связь наставника и ученика, связь старых друзей. Поскольку ветер усилился, слов различить было нельзя, но, когда Элигор увидел, что Саргатан обнажил сбереженный для него Валефаром меч и шевельнул губами, капитан понял, что прозвучала лишь одна фраза: «Небо ждет!»
