Алекс Готт - Белый Дозор
— Ну как, солдат? Потерпишь еще немного? — заботливо спросил Виктора Вышата и, не дожидаясь ответа, поманил Живосила.
— Дай ему хлебнуть.
Виктор отхлебнул из фляги и немедленно ощутил сильнейшее чувство голода. Есть захотелось так, что даже в глазах потемнело. Он обратился к Вышате:
— Нет ли у вас куска хлеба для меня? Что-то после этой воды страшно есть захотелось, прямо мутит.
— Это мне нравится, — улыбнулся Вышата. — Эй, ребятушки, накормите-ка его. Да в меру, не переусердствуйте, а то Лечуньи заругают. Им вечно кажется, что я всё делаю неправильно и не умею обращаться с больными. То, что у тебя хороший аппетит, говорит о скором выздоровлении, — успокоительно обратился он к Виктору. А как там наш молодой человек с переломанной спиной? — Вышата подошел к Алексею, склонился над ним, внимательно посмотрел ему в глаза.
— С добрым утром, Родимир, — тихо сказал Вышата. — Сердечно рад вновь увидеть тебя. Скажи, снилась ли тебе вода?
— Еще как снилась! — слабо улыбнулся Лёша, на которого вдруг отчетливо накатила дурнота, и на бледном лице не осталось ни кровинки, — я был птицей, потом тонул, но каким-то чудом спасся, причалил к берегу на самодельном плотике. Думаете, это что-то значит для меня?
— Весьма многое. И, что самое важное, ничего плохого это точно не означает. В снах с нами говорят боги. Им в полной мере дано не только знать будущее, ведь они-то его и творят, но и дарить человеку надежду на это самое будущее. Раз ты увидел себя спасенным из воды, раз ты спасся сам, это может означать лишь одно — твой организм борется с недугом, и борется успешно, не позволяя силам жизни покинуть тебя. У нас впереди еще два дня пути. Ты выдержишь, Родимир?
— Это имя… Я всё никак не привыкну к нему, да и времени привыкать у меня не было. Но оно мне нравится, как нравится и ваша вера в мое выздоровление. Я тоже немножечко доктор, понимаю, что со мной случилось. Меня бы в Москву, в клинику нейрохирургии, и чем скорей, тем лучше. А то придется мне всю оставшуюся жизнь валяться пластом. Вы можете отнести меня, доставить куда-нибудь, где есть, ну скажем, вертолет? Больница, антибиотики, отделение неотложной помощи — вот что мне нужно сейчас. И мне и Виктору…
— То, что тебе нужно сейчас больше всего — так это успокоиться. И не принуждай мне давать тебе кощные средства, что превращают волю в жалкую тряпку, — сурово ответил Вышата. — Ты сильный человек, Родимир, и понимаешь, что никакой Москвы не будет. Там тебе сейчас уже никто не поможет, даже если представить себе невозможное, и ты вдруг окажешься в самой лучшей больнице. Больницы твоего города завалены трупами. В Москве мор, эпидемия. И эпидемия эта сейчас стремительно распространяется по всему миру. Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло, ведь если выбирать между гниением заживо в больничном коридоре и твоим нынешним состоянием, то любой на твоем месте предпочел бы сломать не только спину, но и все кости разом, лишь бы только жить. Сломанный хребет — это, конечно, серьезно, но не настолько, как ты себе представляешь. Гораздо серьезней — твоя задача: не дать отчаянью одолеть себя. Живи надеждой, ты не маленький избалованный мальчик, которого надо уговаривать не капризничать. Поверь, что мы несем тебя в место ничуть не худшее, чем самый лучший госпиталь, набитый всеми этими вашими аппаратами и лекарствами, которые одно лечат, а другое калечат. У нас здесь свои методы, свои средства, дорогой Родимир.
— Что еще за эпидемия? — Алексей вложил всю накопленную энергию в этот вопрос. Его охватило лихорадочное волнение. Не похоже, ох не похоже, чтобы этот старик шутил. Невозможно и вообразить такое. Тогда всё это правда? В Лёшиной голове закрутились, сталкиваясь одна с другой, скородумные мысли-молнии: «В Москве эпидемия, а я здесь, там институтские ребята, генерал в госпитале, ожидающий моего возвращения, там моя мама!»
— Мама, — простонал Лёша, — Мамочка! Что вы такое говорите?! Да расскажите же мне наконец!
Вышата только молча покачал головой, мол, «не требуй невозможного», но Алексей продолжал настаивать.
— Всему свое время, — уклончиво произнес Вышата. — Скажи, зачем тебе знать подробности? Чем это поможет тебе в твоем положении? Лишние волнения, переживания только ухудшат твое здоровье. Знаешь, я тебе честно признаюсь, я не могу лгать, и мне действительно известны кое-какие подробности всего, что случилось. Известно даже, по чьей вине, пусть и косвенной, это произошло, но не проси меня ничего рассказывать. Я не стану этого делать ни в коем случае.
— Это жестоко, — простонал Лёша. — Скажите, по-крайней мере, что с моей матерью? Она жива или…
— А вот этого я действительно не знаю, — честно признался Вышата, — поверь мне. Но ты сможешь узнать о ее участи, когда мы доберемся до Белого Города, правда, это будет еще очень нескоро. Вытерпишь?
— Придется, — невесело произнес Лёша, — что еще остается делать овощу, вроде меня?
— Ну, будет тебе, будет, — успокоительно пробормотал Вышата и, порывшись в складках одежды, что-то вытащил. — Вот возьми-ка, подержи во рту, — он протянул Алексею нечто наподобие кусочка смолы. — Пожуй, не бойся. Это вроде мятной жевательной резинки, только моя успокаивает и укрепляет нервную систему.
— Это что? Древесная смола? — подозрительно косясь на вытянутую руку Вышаты, спросил Лёша.
— Вот еще! Стал бы я тебя смолой потчевать. Это, родной ты мой, луговой мед. Наш мед. Он особенный, не такой, как ваш.
— А что вы всё время говорите «наш», «ваш»? Вы не в России, что ли, живете? — не вытерпел Алексей.
— Нет, не в России, — улыбнулся Вышата. — Я на Руси живу, сколько себя помню. Русью эта земля зовется, а еще раньше звалась по-другому.
— Тогда понятно, — Лёша принялся жевать мед и воскликнул: — Ну и вкуснотища! Никогда ничего подобного не ел прежде!
— Пчелки наши только в Беловодье и остались, — пояснил Вышата. — Они совсем такие же, как тысячу лет назад. Никаких мутаций, никакого вырождения. Чистая порода. Ну что, полегчало на душе?
Лёша с удивлением заметил, что все его тревоги вдруг исчезли, словно кто-то защитил его от всех волнений непроницаемой преградой. В голове прояснилось, мозг заработал, как прежде: четко и остро, настроение стало просто замечательным, и в душу проник солнечный луч, отогрел ее, растопив ледяной панцирь, намерзший за время пребывания неподалеку от Навьего мира. Лёша вздрогнул, вспомнив, как там холодно, но в следующий момент уже позабыл обо всем этом. Он весело поглядывал на небо, на зеленые, стрельчатые своды леса. И как же ему захотелось хотя бы немного приподняться, посмотреть по сторонам! Вышата, внимательно за ним наблюдавший, всё понял без слов, успокоил:
