Ольга Погодина - Обитель духа
В отличие от других воспитанников, которым родственники хотя бы изредка присылали несколько медных монет и сласти, у Горхона не было ничего. Он быстро стал взрослым, этот вороненок с темным лицом простолюдина и острым, цепким взглядом. Он быстро научился драться и давал сдачи всегда, когда его кто-нибудь задевал. Это обеспечило ему слегка брезгливое, но все же уважение среди прочих воспитанников. Тогда он еще не думал о карьере – он был мальчиком, который всего лишь хочет выжить.
Ему исполнилось двенадцать лет, когда однажды в ворота монастыря постучал человек. Он был Горхону совершенно незнаком, хоть и назвался его братом. Человек сообщил, что в горы пришла нехорошая болезнь, и вся его семья умерла, а он, единственный из оставшихся в живых, решил покинуть проклятое место и идет вниз, в долины. Пусть Горхон помолится за их души в своем монастыре.
Горхон помолился как мог. К тому моменту он уже не мог вспомнить лица своего отца. Только мать: ее засаленный халат, две косицы над ушами, серьгу с дешевым красным камушком и ее тепло. Они все умерли, вот так. Ему больше некуда возвращаться, даже если он и захочет.
К этому моменту он был достаточно взрослым, чтобы понять, что только власть может избавить его от глубоко въевшегося страха снова оказаться ненужным хламом, от которого необходимо избавиться. Маленький Горхон раскрыл глаза и уши, ранее закрытые для учения. За рекордно короткое время он продемонстрировал изумительные успехи. Однако настоятель не спешил хвалить выскочку: несмотря на выдающиеся достижения, Горхон не излучал присущей монахам мягкости и терпимости, он весь казался сжатым, как готовая к броску змея. Внутри него негасимым холодным огнем полыхала ярость, и это было нехорошо для монаха. Очень нехорошо.
Горхон застрял на должности служки на целых двенадцать лет, пока не умер старый настоятель. К этому моменту он уже понял, что избран, и понял, что может убить человека своей ненавистью. Он догадывался, что его продвижение тормозит старый настоятель, и ненавидел его. Но встречаясь взглядом с этим старым человеком, он встречал в его глазах такую страшную невозмутимость, такое всезнание, что терялся. Казалось, на него смотрит вечно синее небо над Падмаджипал, равнодушное и завораживающее одновременно. Поэтому он мог ненавидеть настоятеля, только когда тот стоял к нему спиной. И вот как-то однажды он подметал пол в церемониальном зале, то и дело потирая одна о другую быстро замерзающие на каменном полу босые ступни. Появился настоятель. Он о чем-то беседовал со своим заместителем Йодну, и Горхон, незамеченный, мог вволю его ненавидеть. Его ненависть, как красный горячий клубок, свернулась у него в животе. А потом она превратилась в копье и ударила настоятелю прямо под левую лопатку. Настоятель слабо вскрикнул, схватился за грудь и начал оседать на землю. Он успел обернуться, успел увидеть его. Этот взгляд Горхону до конца жизни не забыть. В нем было недоумение, сожаление и что-то еще, похожее на то, как на него смотрела совсем уже забытая мать. Этот взгляд вошел ему во внутренности и застрял там раскаленным прутом.
Через год новый настоятель Вудо (в том, что случилось со старым настоятелем, заподозрили Йодну, у которого были все мотивы незаметно убрать старика) произвел его в ранг странствующего монаха. Горхон отходил по долинам и перевалам положенное время, неся всякую тарабарщину, гадая по сожженным костям для простодушных шерпов и набивая себе брюхо всем, что попадалось ему в пути. Странствовать ему нравилось. Одеяние монаха защищало его, а иногда и кормило. Язык у него был подвешен хорошо, ответственность за сказанное особо не отягощала, и через довольно короткое время он приобрел широкую известность.
А потом случилось кое-что, после чего он всерьез занялся магическим искусством.
Горхону тогда было тридцать два года. Он провел два года в пещерах отшельников, потом вернулся в монастырь и с фанатическим упорством принялся штурмовать древние манускрипты. За время его отсутствия опять случилась эпидемия болезни, многие монахи умерли, и почти не осталось тех, кто помнил нелюдимого служку-простолюдина. Слухи о нем летели впереди него, и в монастырь он вернулся уважаемым, достигшим многих высот братом школы. То, что было ранее им отброшено за полной невозможностью – признание, уважение и власть, – оказалось реальностью. У Горхона появилась цель.
Еще десять лет он провел в усердном обучении, пытаясь достичь высшего понимания. И когда достиг, то засмеялся. Потому что понял, что знание ради знания, ради совершенства не приносит ни власти, ни силы, о которых он всегда мечтал. Но зато многократно увеличивает ношу понимания.
Следующие пять лет Горхон потратил не на знания магических практик, а на знание того, как следует обращаться с людьми, чтобы они делали и даже думали то, что ты хочешь. Он стал ближайшим наперсником князя, завоевал авторитет при дворе, сделался популярным среди настоятелей других школ. Он научился быть мягким и уступчивым, научился слушать других с неподдельным интересом и вызывать в человеке ощущение собственной значимости. Все это, а также несколько продуманных ходов по поднятию собственной популярности, – например, открытый прием всех желающих в определенные дни, – принесли Горхону место настоятеля. Как говорится, великие дела нужно делать легко. Так вот, действительно, когда настоятель Вудо умер, Горхон не делал ровным счетом ничего, пока его соперники спешно демонстрировали друг другу и двенадцати членам Совета, который был собран по этому поводу, свои достоинства. Решение Совета по его избранию было единогласным. Ну, почти.
…Горхон заложил руки за спину и принялся мерить шагами комнату. Бездействие в тот момент, когда желаемое находится так близко, раздражало его. Однако ждать, пока наследием Желтого Монаха воспользуются снова и выдадут себя, можно было сколько угодно. Нет, ему надлежало действовать самому. Вероятнее всего предположить, что свитки хранятся в какой-то из магических школ. Вряд ли в мелкой: ни один из настоятелей бы не устоял перед тем, чтобы возвыситься с помощью свитков, а ничего необычного за последние годы в Ургахе не происходило, за исключением изгнания уродцев. Равновесие сил соблюдалось даже несмотря на склоки, сотрясавшие княжеский престол. Нет, вероятнее, что свитки хранятся таким же образом, каким попали к нему, то есть в крупной и могущественной школе, которая, возможно, и усилила свое влияние, – но лет эдак сто назад и теперь имеет достаточно силы, чтобы защищать то, что ей принадлежит. Таких, помимо школы Омман, было еще четыре. Школа Уззр. Школа Лонг-тум-ри. Школа Гарда. И секта странствующих гадателей – школа Триспа. Каждая из них имела свою собственную технику медитации, особую технику боевых искусств, свои обряды и свою магию. И следует приглядеться к настоятелям каждой из школ.
