Елена Малиновская - Заговор
Я поморщилась, недовольная, что он перешел на более фамильярный тон. И как бы ему намекнуть, что от его обращения «лапушка» мне хочется влепить ему пощечину или хотя бы выплеснуть содержимое бокала в ухоженное, гладко выбритое лицо?
— Обучение Киоты в Академии — это не честь, — внезапно подал голос Вашарий.
Ольфия, прерванная, видимо, на самой середине своей очередной шутки, возмущенно фыркнула, однако моментально вернула на лицо прежнее доброжелательное выражение. Только в глубине темных глаз промелькнул всполох ярости. Впрочем, приятель не обратил на это ни малейшего внимания, поскольку блондинка, обиженная полнейшим равнодушием с его стороны к себе, как раз перешла в решительное наступление. Она так резко навалилась на него грудью, что едва не спихнула со стула.
— Лапушка, — протянул Вашарий, обращаясь к ней и явно подражая моему кузену в томных интонациях, — еще немного твоего напора, и я окажусь в коридоре вместе со стулом. Если хочешь, чтобы я вышел из-за стола, так и скажи, но, во имя всех богов, не толкайся больше.
Блондинка вспыхнула от смущения под перекрестьем множества взглядов. Гордо задрала прелестную головку, пробормотав сдержанные извинения, но вопреки моим ожиданиям осталась за столом, только чуть отодвинулась от Вашария. А жаль. На ее месте я бы точно со стыда сгорела.
— Что вы имеете в виду? — подал голос старичок рядом со мной, все это время сидевший молча и без малейшей иронии наблюдавший за разыгравшейся перед ним сценой. Кем же он мне приходится? Брат Ольфии, что ли? Значит, мой двоюродный дедушка? — Если обучение Киоты не честь, то что?
— Закономерный итог. — Вашарий чуть пожал плечами, словно удивленный подобной недогадливостью. — Как говорится, терпение и труд все перетрут. А настоящий талант преодолеет все преграды. Все-таки Киота по сравнению с другими студентами была в проигрышной ситуации. Без денег, без поддержки семьи. Единственный несданный экзамен грозил ей переводом на платное обучение, а следовательно, привел бы к исключению из Академии. Ее тетя Зальфия, без сомнения, очень мужественная женщина, раз взяла на себя воспитание девочки, от которой отказались все остальные родные. Но она при всем желании не сумела бы помочь ей деньгами.
— Неправда! — резко вскинулась бабушка. — От Киоты никто не отказывался! Просто так сложились обстоятельства.
Ну-ну. Я опустила глаза, пряча в уголках губ печальную усмешку. Сколько вам понадобилось лет, чтобы вспомнить о моем существовании? Целых двадцать пять, считай, четверть века. И то, уверена, если бы я не стала встречаться с Дольшером и не подружилась бы с Вашарием, все осталось бы как прежде. Не меня вы желаете видеть в своем доме, а моих влиятельных друзей. Поэтому, наверное, и отправили на охоту за Вашарием пустоголовую красотулю-блондиночку. Вдруг уведет? Я ведь темная лошадка, могу и взбрыкнуть. Точнее, имею все основания на это. Значит, надо срочно подсунуть моим друзьям другую жирную приманку. Авось выгорит, и мое семейство опять забудет о моем существовании, поскольку нужда во мне отпадет. Интересно, если бы Дольшер принял их приглашение и я бы пришла в сопровождении двух мужчин, кого бы бабуля натравила на моего ненаглядного? Зуб даю, ту высокую эффектную брюнетку с ногами от ушей и потрясающими синими глазами. По-моему, тоже моя кузина, только со стороны ныне почившего дедушки.
— И как же они сложились? — вкрадчиво поинтересовался Вашарий. — Вас, должно быть, пытали, вынуждая отправить ребенка в приют? Или вы в тот момент голодали, поэтому не могли выделить внучке и краюху хлеба?
Ольфия молчала. От жестоких слов приятеля она так сильно побледнела, что на миг я испугалась, не станет ли ей плохо с сердцем. Нет, никаких родственных чувств к бабушке я не испытывала, но становиться свидетелем ее смерти не желала.
— Кто старое помянет — тому глаз вон! — с вымученным смешком вмешался Генрих, оценив ситуацию. — Хватит! Давайте лучше выпьем за счастливое воссоединение семьи.
Я неохотно подняла свой бокал, намереваясь из вежливости поддержать тост, который, что скрывать, меня совершенно не воодушевил. Но вдруг едва уловимо повеяло ароматом опасности. Так, на самой грани восприятия. Сердце несколько раз оглушительно стукнуло, но потом выровняло свой ритм. Странно. Что это означает?
Я подняла изумленный взгляд на Вашария, и тот, словно только этого и ожидая, состроил мне страшную рожу. Выразительно глянул на бокал в моих руках и незаметно качнул головой, запрещая мне что-то. Ну и что означает эта пантомима? Я уже пила предложенный напиток. Неужели Генрих успел мне что-то подсыпать, пока я отвлеклась на разговор с бабушкой?
Так или иначе, но рисковать я не собиралась. Поэтому, после того как над столом с хрустальным звоном сошлись высокие фужеры, лишь мазнула губами по кромке бокала и тут же отставила его в сторону.
— Ну что же ты, лапушка. — Увы, но мой маневр не остался незамеченным для Генриха, который все это время не отводил от меня напряженного взгляда. Кузен с хищной улыбкой вновь вручил мне бокал, укоризненно зацокав. — За такое надо пить до дна. Верно, бабушка?
— Конечно, — с готовностью отозвалась она, глядя на меня с нехорошей предвкушающей улыбкой. — Пей, моя дорогая. Чтобы между нами не осталось больше никаких недоразумений.
Желание выплеснуть содержимое бокала в лицо наглым родственникам стало невыносимым. Но я ограничилась лишь тем, что якобы случайно опрокинула его на брюки Генриха. Тот с приглушенным ругательством отпрянул, начал рыскать по столу в поисках салфеток. Сам виноват, как говорится. Иначе воспользовался бы помощью слуг. Моя семейка с самого начала ужина удалила от стола лакеев, чем, кстати, весьма меня обеспокоила. Хотелось бы знать: что такого мои родственники собрались провернуть, раз побоялись лишних свидетелей?
— Ой! — Я старательно захлопала ресницами, изо всех сил пытаясь не выдать себя торжествующей ухмылкой. — Как же неловко получилось, милый кузен! Прости свою неуклюжую сестренку! Я очень, очень сожалею!
— Ничего страшного, — процедил Генрих, изо всех сил пытаясь согнать с лица выражение гнева и ненависти. Неполную минуту молчал, сосредоточенно промокая брюки, затем все-таки нашел в себе силы вернуться к прежнему любезному тону: — Придется выпить еще раз, лапушка. И на сей раз уж потрудись быть аккуратнее.
Но стоило ему только потянуться к бутылке, чтобы налить мне, как оказалось, что Вашарий уже протянул мне наполненный бокал.
— Прошу, Киота, — проговорил приятель, так же старательно играя роль наивного дурачка. Посмотрел на Генриха, который побагровел, пытаясь удержаться от вспышки ярости, и поинтересовался с милой улыбкой: — Надеюсь, вы не против?
