Виктор Исьемини - Летний зной
— Так, может, следовало послушать ок-Вейспа и взять замок приступом? — осведомился Карикан.
— Это может задержать воинство, — ответствовал клирик, — а нам надлежит торопиться навстречу его императорскому величеству. Судьба сего владения решится позже и, прошу прощения, не господином графом.
Карикан уставился на клирика. Тот ответил внимательным взглядом. Священнику было не больше тридцати пяти, во время Войны Графов он был подростком и вряд ли мог знать графа Геведского в лицо, но Кари ощутил волнение. Ситуация ему не нравилась.
Хромой заметил, что отец больше не улыбается, и хлопнул Счастливчика по плечу и увлек в сторону. Отойдя от группы рыцарей и солдат в серо-лиловом, тихо спросил:
— Что, папа, ты думал, малыш Эрствин здесь всем заправляет? Этот поп — шпион, следит и запоминает. О каждом твоем неверном шаге станет известно… хм, кому? Ну, в общем, какой-то сволочи станет известно.
— Это вряд ли. Что-то подсказывает мне, что попик не доживет до встречи с этой сволочью, — Счастливчик задумчиво погладил рукоять меча. — Но это после. Сейчас мне нужно отыскать Аньга, как он там…
— Ты мне так и не рассказал о нем, папа.
— Успеется. Ступай к графу, сынок, и не забывай поглядывать за спину. Помни о щенке ок-Рейселе.
Хромой присоединился к свите Эрствина, там всех снова развлекал ок-Вейсп, рыцарь возвратился в лагерь разочарованным.
— Старая курица! Велела солдатам запереть Агезильду в подвале… Еще полчасика, и крошка согласилась бы спустить мне веревку со стены в полночь!
— Ты всегда можешь пойти иным путем, — предложил ок-Ренг. — Заслать сватов, например.
— Какие сваты! — ок-Вейсп безнадежно махнул рукой. — Мне не позволит мамочка. Агезильда — младшая, замок наследует ее сестрица, а моя добрая маменька хочет, чтобы я женился с выгодой. Нет, пойти против воли моей старушки я не решусь… В сущности, Агезильда хороша, но не настолько, чтобы ради нее совершать безумства.
— Так зачем тебе канат со стены?
— Как зачем? Когда я попал бы внутрь, первым делом отпер ворота… впустил своих людей, и замок — мой.
ГЛАВА 44 Анновр, Малые горы
Весть о сожженном замке разнеслась по Анновру, обрастая новыми немыслимыми подробностями. Беженцы, спешащие уйти от нашествия нелюдей, рассказывали жуткие небылицы, намного приукрашивая свирепость подгорного народа и действенность нового оружия. Особенно пугало наличие у гномов магии — иного объяснения летящим камням и огненным снарядам не находилось. Тут же кто-то запустил сплетню, что гномы по-прежнему не умеют колдовать, а новые заклинания применяют чародеи-ренегаты.
Человеческое сознание устроено таким образом, что страх и ненависть всегда шагают рука об руку. Поскольку отомстить карликам желающих не нашлось, анноврцы принялись за колдунов. Их обвиняли в сговоре с нелюдями, в предательстве рода человеческого. В деревнях убили нескольких местных магов, в столице королевства какие-то оборванцы, назвавшиеся беженцами, подстрекали горожан к погрому, звали истребить магов. На рынке поднялся шум, люди собирались толпами, слушали крикунов… что карманы у многих оказались обчищены, выяснилось куда позже.
Когда стража попыталась схватить смутьянов, за них вступился народ. День был базарный, рынок полон народу, кто-то первым завопил: «Бей стражу!», крик подхватили… Сгоряча убили и искалечили нескольких королевских чиновников и стражников, потом толпа двинулась по улицам. Кто присоединялся к бунту, кто пытался отсидеться взаперти. Под шумок разграбили несколько богатых купеческих домов, убили трех частнопрактикующих чародеев. Один из магов оказался не робкого десятка и, прежде, чем дать себя прикончить, перебил десятка два народу, это еще больше подогрело страсти.
Как обычно, когда в городе начинаются беспорядки, на окраине вспыхнул пожар — и это отрезвило горячие головы. В городе нет беды страшней пожара. Большая часть бунтовщиков бросилась по домам — тушить огонь и спасать имущество, но городское отребье, затеявшее эту неразбериху, продолжало грабежи и погромы. Вся столица оказалась охвачена мятежом, и некому был отдать приказ о решительных мерах. Король Деймут сейчас воевал в Феллиосте, а чиновники не решались взять на себя ответственность.
К королевскому дворцу стали собираться беглецы — избитые, окровавленные. Это были не только маги и члены их семей, наоборот, больше всего пострадали купцы, чье имущество оказалось разграблено. Канцлер велел впустить несчастных и обещал им защиту от мародеров. Вскоре вслед за жертвами погрома на площадь к королевским палатам стали стекаться и мятежники. Тут уж оказалось невозможно бездействовать — многие бунтовщики были вооружены и несли факелы. Ворота дворца распахнулись, и на толпу обрушились конные латники. Посреди площади хорошо вооруженные кавалеристы имели преимущество, они живо растоптали и изрубили немалое количество смутьянов, толпа бросилась врассыпную…
Канцлер вооружил всех надежных людей и призвал сеньоров. Вооруженные отряды ночью прочесывали город, солдаты избивали всех, кого сочли подозрительным — и жертв оказалось не меньше, чем в начале погрома. Залитая кровью столица утихла, но в провинциях по-прежнему преследовали магов, слух об их измене оказался живучим, и всякий странник с посохом теперь оказывался под подозрением, любого могли обвинить в колдовстве и растерзать — Анновр был наводнен беженцами, которые только и искали, на ком бы сорвать свой гнев. Прошло несколько дней после взятия Ойверка, и Анновр погрузился в хаос. Сенешали и капитаны, которым было поручено поддерживать порядок в стране, уже не помышляли о сопротивлении гномам, они едва управлялись с подданными Деймута.
Пока в центральных областях страны бесчинствовали мятежники и погромщики, армия нелюдей, не встречая сопротивления, маршировала на юг — к Малым горам. Король Грабедор был страшно доволен собой. Он полагал, что анноврцы ему не препятствуют потому, что напуганы судьбой злополучного замка. В какой-то степени это было верно… потому что человеческим страстям необходим был начальный толчок. Зато после, когда уголья ненависти и гнева оказались раздуты — пожар стал распространяться сам собой. Людям нужно не так уж много, чтобы начать убивать друг друга.
* * *По Анновру распространялся бунт, беженцы расписывали жесткости нелюдей, а Грабедор неспешно уводил армию на юг. Людей больше не встречалось, деревни на пути следования гномьего войска были брошены, да и из городов многие уносили ноги. Оставшиеся в тревоге запирали ворота и с ужасом следили, как пылят по тракту колонны гномов, как грохочут тяжелые повозки, в которых перевозят военные машины. Грабедор не задерживался у городов, он спешил к Малым горам, и тяжелый ком давил на сердце, тихий бестелесный голос велел спешить, спешить…