Павел Марушкин - Земля негодяев
— Да уж, характер у него скверный, а терпения нет совсем… Вот к чему приводит отсутствие самоконтроля, — поделилась с присутствующими Адриадакис.
— По крайней мере… Праздник дождя… мы ему сорвали, — отозвался Гаргулов, как только щупальца перестали мотать его из стороны в сторону и капитан немного восстановил дыхание. — Уже… за полночь…
— Вы мне ничего не сорвали!!! — взревел Господин Хрустальное Озеро, от громовых раскатов его голоса, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. — Праздник состоится точно в срок! И сейчас без одной минуты двенадцать, ты, ничтожество! Тучи прольются над моей Джеппой в полночь, как это было и год, и десять, и тысячу лет назад! Смотрите!
Из отверстия в стене выполз толстенный жгут пульсирующей желтоватой плоти: это выглядело так, как если бы кто-то с той стороны проталкивал скомканную простыню. Несколько щупалец сноровисто рванулись к нему и растянули во всю стену, образовав неправильной формы плоскость. Бледная перепонка зарябила темными пятнышками; и в этом мельтешении возникла картинка — словно на экране черно-белого телевизора при сильных помехах.
С высоты птичьего полета Джеппа казалась похожей на мишень — ряд концентрических окружностей, расходящихся от озера. Ракурс сместился: теперь пленники могли наблюдать зубчатую кромку скал за последним ярусом и клубящиеся, невероятно низкие тучи.
— Да разверзнутся хляби небесные! — торжественно возвестил великий эгоист. — Да падет дождь на лучший из городов, омывая нежными струями его заскорузлую плоть! Очищение! Очищение! Долой всякую скверну!
Гаргулов повернул шею, насколько это было возможно, встретился глазами с Костей — и подмигнул ему. Экран мерцал. Молнии в бурлящих облаках сверкали так часто, что, казалось, где-то там, в небе, крутится исполинский стробоскоп. Господин Хрустальное Озеро сфокусировал изображение на дальних ярусах: мостовые Джеппы уподобились кипящей, плюющейся пеной кастрюле. Огромные толпы голых людей плясали в этом неистовстве, хохоча и воздевая руки к небу. Они поскальзывались, падали в воду, плыли в бурных потоках, их кружило водоворотами, увлекало в каменные гроты переходов и выбрасывало ярусом ниже, в фонтанах брызг.
— Великолепно! Восхитительно! — восклицал Господин Хрустальное Озеро. — Я чувствую, как моя Джеппа содрогается в сакральном оргазме, обретая единение с могучими стихиями! Я ощущаю трепет и радость каждого моего подданного, я… Ох-х-х!
Экран вдруг потемнел. Еще пару секунд можно было различить контуры улиц, потом все исчезло. Желтоватая плоть свернулась неопрятным жгутом, принялась втягиваться в стену, но так и застыла на полдороге. Одновременно Костя ощутил, как слабеют стальные обручи, стискивающие его тело. Он принялся с азартом выпутываться из объятий щупалец — и спустя несколько секунд рухнул вниз, больно ушибив колено. Сан Саныч очутился на полу еще раньше, он помог освободиться Мариксу и Адриадакис. Господин Хрустальное Озеро, казалось, впал в прострацию: он никак не реагировал на происходящее. Из-за угла высунулось любопытное личико Лассы: девочка смотрела на Гаргулова едва ли не с восхищением.
— Цан-Цан, у нас все получилось! В точности, как ты и задумывал!.
— А то, — невозмутимо согласился капитан. — Отца своего нашла?
— Да, он в одной из камер… Марикс, не стой столбом, помоги мне!
— Что произошло? Саныч, ты чего сделал-то? — Костя накинулся на Гаргулова с вопросами, более практичная Адриадакис тихонько поинтересовалась:
— Надолго такое счастье?
— Без понятия. Но вряд ли у нас есть много времени, — озабоченно вздохнул Сан Саныч. — Кость, пластилита еще осталось сколько-нибудь?
— Да… — К счастью, свой рюкзачок лейтенант так и не успел снять. — Так что ты учудил, рассказывай!
— Есть на свете такая штука — уксуснокислая медь, — поделился Гаргулов. — Гадость страшная — и в воде хорошо растворяется; ныряльщики еще акул ею отпугивают…
— То есть вы… — Адриадакис вдруг неудержимо расхохоталась.
— Ласса сделала нам дыхательные маски и надувной плотик… А оставшийся пластилит преобразовала в эту дрянь.
— И когда начался ливень…
— Да. Плотик я заякорил к одному из шпилей Донного Замка, так что с первыми струями дождя вся химия ухнула аккурат тутошнему эгоисту в глотку… Или что там у него заместо глотки.
— Сифон…
— Значит, в сифон. Сам виноват — согласился бы по-хорошему, не пришлось бы эту химию глотать. Теперь ему малость поплохело — и некоторое время будет не до нас… Ребят, ну что вы, в самом деле! Я вас за батькой послал, а вы какую-то дрянь подцепили…
Последние слова предназначались Мариксу и Лассе. Маленькие эгоисты волокли по коридору здоровенную, вроде варана, ящерицу. По перламутру шуршал длинный хвост, безвольно болтались расслабленные задние лапы с непристойно-розовыми подошвами.
— Дрянь?! — Марикс аж задохнулся от возмущения. — Да будет тебе известно, что это наш высокочтимый родитель, Господин Высокое Небо, великий эгоист Аристопала!
Гаргулов поперхнулся. «Ящерица» с трудом подняла голову. Ликом Господин Высокое Небо несколько походил на индейца: орлиный нос, рельефные скулы и подбородок, тяжелые складки век — вот разве что зеленовато-бурая чешуйчатая кожа несколько портила общее впечатление… Глаза у великого эгоиста тоже были нечеловеческие: бледно-янтарные, с вертикальными, словно у кошек, зрачками.
VII
ДОЛГ КАПИТАНА ГАРГУЛОВА
Чем больше тайн «людей-пауков» открывалось Адораблю, тем более хитроумной и зловещей казалась ему эта организация. Ее ресурсы намного превосходили потребности шпионов и наемных убийц; собственно говоря, «людям-паукам» ничего не стоило взять в свои руки верховную власть, свергнув любого из претендентов. «Все это время мы ходили по тонкому льду, не имея представления, что за силы дремлют в глубинах… — с изумлением осознал вундеркинд. — Я-то наивно полагал, что это моя команда и мои методы позволяют держать руку на пульсе Аристопала, реагируя на каждый поворот событий… Как же я ошибался!» Адораблю казалось, что его затягивает в мрачную, бездонную пучину. Он все яснее понимал — ускользнуть от этих людей и, вдобавок, избежать их возмездия будет чудовищно трудной задачей. «Они или я — вот как на самом деле стоит вопрос… Придется вырезать эту заразу на корню, выжечь каленым железом — всех, до единого… В противном случае даже Термитник не станет надежным убежищем, рано или поздно они до меня доберутся… Такова доля всех великих политиков. Мало вырвать из своей груди горящее сердце; надо еще затолкать его врагу в жопу по локоть! Эх, какая смачная формулировка! Где там Адриадакис с ее тетрадкой…»
