Галина Романова - История одного эльфа
— Какие новости? — пришел на помощь господину Хашше более лояльно настроенный Ухарь.
— Уф! Хорошо-то как. — Тот с наслаждением шевелил в воде босыми ногами, и я постарался незаметно отодвинуться от него подальше. — Можно? — Его вожделенный взгляд уперся в кучку валяющихся рядом персиков.
— Угу, — проявил великодушие полуорк, и господин Хашша вгрызся в сочный плод.
— В общем, новости такие, — в мгновение ока расправившись с персиком, «хозяин» торопливо облизывал пальцы, — Про тебя, Данха-и-Нур, оказывается, уже все знают. Про то что ты уже приехал в столицу и все такое, и тебя ждут с нетерпением. У Песчаного Змея даже готовят тебе противника. Нас просто не поймут, если мы откажемся от боя! Думай что хочешь, но тебе не отвертеться!
— Что за противник? — Я бросил косточку на край бассейна и взялся за второй персик.
— Некий Серый Барс. Имя, конечно, сценическое, как твое Убийца, но он провел сто восемнадцать боев и ни разу не был даже ранен! Его шесть раз ставили в пару с женщинами, если тебе это о чем-нибудь говорит!
Говорило, еще как. Женщина в Калимшане низведена до уровня домашнего скота, который приносит владельцу в первую очередь детей и богатство — свое приданое. Самое страшное проклятие для женщины: «Чтоб ты никогда не рожала!» — ибо бездетную могли выгнать из дома без средств к существованию, а среди знати отсутствие детей приравнивалось к преступлению. Самым страшным поступком считалось убийство своего ребенка, причем в его смерти обвиняли женщину, даже если младенец умирал от болезни или происходил выкидыш. Таких «преступниц» и превращали в гладиаторш, то есть давали им в руки меч и выводили на арену, если женщина побеждала, ее объявляли невиновной, но на деле это был всего-навсего изощренный способ казни, ибо такие бои всегда велись до смерти. Считались они и самыми опасными, потому что женщине разрешалось защищать свою жизнь всеми доступными средствами, в том числе и зубами, а мужчина-гладиатор мог действовать только традиционным оружием. В других странах существовали женщины-гладиаторши, но бились они только друг с другом, и мне ни разу не приходилось скрещивать с ними оружия.
— И вот с этим человеком ты непременно должен сразиться, Данха-и-Нур! — промолвил господин Хашша, нервно грызя второй персик.
— И победить? — приподнял я бровь.
— Ой, не знаю! Он же из школы… из той самой школы. — Мой «хозяин» указал взглядом в поднебесье. — По традиции бойцы ее считаются непобедимыми…
— Но с другой стороны, Данха-и-Нур никогда не проигрывал ни одного поединка, — договорил я. — Мне, всего лишь нелюдю и провинциалу, дикарю, пойманному далеко на севере, придется выбирать. Если я буду проигрывать бои, значит, я не такой уж крутой и мой образ сильно преувеличен… Сложное положение, ничего не скажешь… А на ничью эти господа не согласятся?
— Да ты что? — Господин Хашша даже замахал на меня руками. — Впрочем, это идея… Ох, нелегкая работа!
Он закряхтел, вынимая ноги из бассейна, и принялся обувать сандалии. Несмотря на то, что передвигался господин Хашша в основном на муле, обувь была покрыта слоем пыли, которая от воды превратилась в грязь. Я отвернулся — не то чтобы я презирал род людской, просто у меня от новостей испортилось настроение.
На «ничью» никто не соглашался — владельцы школ, с которыми пробовал разговаривать господин Хашша, стояли на своем: кто-то должен победить, ибо зрителю нужно в первую очередь зрелище. Данха-и-Нур, легенда провинции, должен был показать себя во всей красе — или проиграть. А это означало, что сражаться придется только всерьез.
Нет, не стоит думать, что все мои бои были игрой. Очень часто приходилось биться всерьез, но тут стоило учитывать и уровень бойцов. Иногда против меня выставляли гладиаторов, которые разве что не начинали кланяться прямо на арене — репутация «великого и ужасного Убийцы» служила неплохую службу. Доходило до смешного — нужно было прилагать недюжинные усилия, чтобы схватка продлилась как можно дольше, ибо мой противник был готов сдаться после первого же обмена ударами.
Сам того не подозревая, господин Хашша еще больше испоганил мне настроение, когда, вернувшись на другой день из своей разведывательной поездки, сообщил, что дату первого поединка уже назначили. Моим противником — а в самом деле, чего мелочиться? — назван сразу сам Серый Барс! Дескать, до пятницы он совершенно свободен, так что пусть выйдет и покажет наглому провинциалу, где раки зимуют!
Здесь я сразу вынужден извиниться за оговорку. Серый Барс был лучшим гладиатором в лучшей школе столицы, но ведь имелись и другие школы, которые тоже хотели блеснуть талантами. В каждой работал свой боец, лелеявший надежду когда-нибудь затмить славу Серого Барса. И вот с этих-то кандидатов мне и следовало начать.
Жара спала только вечером, и лишь в сумерках мы с Ухарем вышли во двор, чтобы поразмяться. Во дворе уже царил полумрак, но мы оба могли считаться нелюдями и решили обойтись без светильников. Во-первых, их можно было задеть и опрокинуть в суматохе, а во-вторых, мы и так хорошо видели в наступившей темноте.
— У тебя еще есть силы сражаться? — простонал Ухарь, вставая в позицию. — После сегодняшнего?
— Какие проблемы? Устал? Но ты же вроде бы сегодня не выступал!
— Ага, — кивнул полукровка. — Но вчера, если помнишь, ты гонял меня до седьмого пота! Я до сих пор еле стою!
В доказательство он так вяло отбил мой первый выпад, о мне стало его жаль.
— Извини, — покаялся я. — Просто представил на твоем месте одного из своих будущих противников…
— Какого? Первого или второго?
Я невольно рассмеялся. Сегодня мне пришлось провести пробных боя — устроители разных школ сумели договориться между собой и кинули жребий, с какого бойца мне начинать. Два первых «счастливчика» встретились со мной сегодня, еще два собирались выступить завтра, а там черед должен был дойти и до прославленного Серого Барса.
Свои первые два боя в столице я запомнил очень хорошо. Увидев первого поединщика, не выдержал и расхохотался — почти квадратный типчик не доставал мне даже до груди. Неожиданный хохот его деморализовал и выбил из колеи. Потом я честно старался не хихикать, но дела это не исправило. Противник, очевидно, никогда прежде не скрещивал оружия с эльфами и просто не знал, каковы мы на самом деле. Он решил, что мое сдавленное хихиканье есть не что иное, как радость предвкушения того, что сейчас я вырву ему сердце, выдавлю из глазных яблок сок, нашинкую печень, измелю в муку кости и надругаюсь над бездыханным телом. С воображением у парня явно было что-то не в порядке, так что схватка закончилась очень быстро — его сдачей в плен и последующей истерикой. Я даже не успел как следует разогреться.
