Андрей Стригин - Последний блюз ночных
— В милицию обратились?
— Менты сюда в жизнь не полезут, им бы беззащитных прохожих трясти, — с омерзением в голосе произносит мужчина, он явно не в ладах с властью. — Вы точно не оборотни? — вновь спрашивает он, и, не дождавшись ответа, высказывает предположение. — А вдруг это всё галлюцинации? Вы реальны?
— Ты успокойся, — тревожусь я, — Осман, дай коньяк.
Мужчина судорожно делает несколько крупных глотков, передаёт бутылку притихшим парням, переводит дух:- Ух, хорошо как, потеплело, — вытирает рот, благодарно улыбается.
— Очухался?
— Вроде да, — он вновь тянется за бутылкой, разрешаю ему сделать ещё пару глотков, затем решительно забираю, так всё может выпить.
— Спасибо, — он совсем расслабился, счастливая улыбка трогает губы. — Как хорошо встретить нормальных людей.
— Вы нам льстите, — ехидно улыбается Катя, из-под контактных линз вырывается мимолётное зелёное пламя.
Потихоньку и я начинаю приходить в себя. После встрече со страшной великаншей и такой нелепой и кошмарной смерти Ли, пребываю словно во сне, да ещё диггеры добавили стресса. Осман и без того замкнут, а сейчас вообще, словно в его душе потух огонь.
— Вот что, доставайте кружки, помянем Германа Ли.
— У вас товарищ погиб? — с участием спрашивает мужчина.
— Друг.
— Здесь, да?
— Да будь оно не ладно, это метро, — вздыхаю я, — наливаю коньяк в кружки. — Ли был настоящим героем, пусть его душа уйдёт в мир, где будет ему спокойно, помянем, — не чокаясь, пьём.
Некоторое время сидим, молча, пропускаем через себя происшедшие события. Пока всё не в нашу пользу, с трудом выживаем, но что ещё ждёт в пути, не хочу и думать, благо враждебную магию не ощущаем, Рита оттянула всю её часть на себя. А может, только том месте были развешены магические сети? Может это и так, но не попасть бы в другие ловушки. В любом случае нам идти только вперёд, у нас единственный выбор, если не мы, кто остановит генерала? После смерти Германа Ли, лютой ненавистью наливается сердце, пощады от меня не жди. Как назло в душе возникает образ генерала Щитова, полный благородства и мужества, скрипнул зубами, сплёвываю на пол.
— Нам пора! — резко поднимаюсь, перекидываю через плечо автомат. — Вы знаете направление к станции Кропоткинская? — я обращаюсь к диггерам.
— Вам к ней сверху подойти или… снизу? — осторожно спрашивает мужчина.
— Снизу.
— Могу показать только приблизительное направление. Ходят слухи, исчезла там большая группа диггеров. Хотя, кто-то говорит, видели их, как они оформляли загранпаспорта. Вероятно, нашли нечто ценное и слиняли за рубеж. Но по мне ближе первый вариант, некоторых из этих людей лично знал, не хапуги, не променяют социалистические ценности на загнивающий западный мир. Сгинули они там, — уверенно говорит мужчина.
С удивление глянул на него, шутит что ли. Проявление такого патриотизма для нас, долго живших в двухтысячных годах, вызывает недоумение. Как же так, с такой быстротой исчезли идейные мысли, мечта в светлое будущее рухнула в «грязь», в погоне за наживой потянулся народ на запад, стал забывать родной язык, засоряя его иностранными словечками. Всё так быстро произошло, как лавина сорвалась с гор, стали забывать своих предков, смеяться над словом Родина, а ведь её мы не выбираем, так же как и отца с матерью. Золотой Телец стал богом, то, за что в древности сажали на кол, получает статус закона, ростовщичество становится второй религией. Людские души перестают эволюционировать, отпала необходимость, что-то выдумывать, изобретать, можно отдать деньги под проценты и получать прибыль из воздуха — чистой воды паразитизм. Невероятный процесс деградации души. Дойдёт до того, что обесценится человеческая душа и будут её «пачками» скупать всякие тёмные сущности, на манер тех, что засели в своей империи зла под станцией Кропоткинской. Неужели за всем этим стоит генерал Щитов?
— Вначале нам необходимо подняться ярусом выше, затем в туннель, где мы видели… Белого диггера, — запинается мужчина. Вероятно, ему страшно не хочется вновь встречаться с призраком. Его ребята засопели, но выражать неудовольствие не стали, очевидно, доверяют своему старшему товарищу. — Затем надо выйти к узкоколейке. Впрочем, что я объясняю, — вздыхает он, — я покажу путь. Единственно, до конца с вами не пойду, со мной ребята, я в ответе за них, — мужчина отводит взгляд, вероятно боясь, что его заподозрят в трусости, но мы и не собираемся этого делать, у каждого своя жизнь и судьба.
Он двигается вперёд, за ним молчаливые парни, мы следом. Останавливается у ржавых скоб, торчащих из стены как лапы сороконожки.
— Поднимемся по одному. Будьте внимательны, кое-где ступеньки сломаны, да и скользкие очень, плесенью обросли, руки надо будет помыть, жжётся сильно.
С этими словами уверенно цепляется за скобы, быстро лезет вверх и исчезает в вертикальном коллекторе.
Скобы действительно скользкие, покрыты сочащимися наростами, гнусно пахнут и жгут, словно серная кислота. К тому же, из стен выплывают маленькие светящиеся шарики, ведут себя как шаровые молнии, то беспорядочно шныряют, то подлетают к нам, в неподвижности зависают, словно изучают, иной раз выпускают яркие электрические щупальца и присасываются к нашим телам. Пытаемся отгонять их, но они назойливые как мухи.
— Пустое, они безобидные, не обращайте внимания, чуть-чуть высосут энергии, но совсем чуть-чуть, — раздаётся голос мужчины.
— И много тут подобных прелестей? — щелчком сбиваю огненный шарик, но на его место влетает другой.
— Много, но если не нарушать кодекс диггеров, практически вреда не приносят, иной раз даже помогают.
— Что за кодексы?
— Всё очень просто: не ломать коммуникации, не оставлять за собой мусор, убирать чужой, вежливо относиться ко всяким проявления жизни или смерти…
— Вы натуральные ассенизаторы, — фыркает Катя.
— Без этого нельзя, это не наш мир и вести следует тактично, — поспешно соглашается мужчина.
Наконец-то выбираемся из коллектора, мужчина ведёт к трубе, из которой со звенящим шумом струится вода.
— Здесь руки помоем, это одно из немногих мест, где чистая вода, её даже можно пить.
— Звать то, как вас? — опомнился я.
— Меня знают под прозвищем, Костя Сталкер, а пацаны: Иван и Серый, — тщательно смывая с рук жгучую плесень, обыденно говорит мужчина.
— А я Кирилл, этот боец — Катя, — она нахмурилась, поджала губы, обожгла меня недовольным взглядом. — Эдик и Осман, — представляю своих товарищей.
— Что это? — встрепенулся Эдик. — Вроде как взрывы?
Замираем, даже дыхание задерживаем. На пороге слышимости едва различаем подземный гул.
