Дэвид Геммел - Оседлавший Бурю
— Постой! — воскликнул Гэз. — Ты не оставляешь следов!
— Я давно уже мертв, а то, что ты видишь, всего лишь иллюзия. Стать плотным несложно, но в этом нет нужды. Если тебе так хочется, лучше я похожу в островерхой шляпе.
— Ты призрак?
— В определенном смысле, наверное, да. Это тебя тревожит?
— Признаться, да, — ответил Гэз. — Ты действительно Риамфада?
— Да.
— И ты помнишь великого короля?
— Да. Он научил меня плавать.
— Разве ты не был калекой?
— Да, ноги меня не слушались. Конн носил меня к водопаду Ригуан. Я научился плавать, пользуясь одними руками. Такое невозможно забыть. Конн был хорошим человеком. Больше никому не было дела до одинокого калеки.
— Он тоже находится здесь?
— Нет, не думаю. Впрочем, мне мало известно о том, куда отправляются души умерших. — Дух остановился и указал на густой, сросшийся ветвями терновник. — Здесь Конн освободил запутавшегося олененка и этим заслужил благосклонность Морригу. Не каждый испуганный мальчишка остановится в колдовском лесу, чтобы помочь существу, которое он принял за олененка.
— Наверное, мне это снится, — ответил Гэз.
— Идем, нам еще далеко, — сказал Риамфада, поднимаясь по крутому склону холма. Внезапно он растворился за стеной из камня, и Гэз остановился. — Иди, Оседлавший Бурю, — раздался голос призрака, — эти камни так же иллюзорны, как и я.
Гэз протянул руку и не нащупал камня. Он сделал судорожный вдох, шагнул вперед и оказался в узкой пустой пещере. На стенах замерцали две старинные лампы. Риамфада стоял у дальней стены. К ней был прислонен старинный меч, из тех, которыми бились древние рыцари. Длинный, слегка изогнутый клинок, покрытый кельтонскими рунами, сиял ярче любого серебра. Причудливая смесь золота, серебра и черного дерева украшала рукоять: поперечины были выполнены в виде дубовых листьев, рельефная голова медведя с разинутой пастью прикрывала основание клинка. Круглое серебряное навершие поражало изящной резьбой — олененком в терниях.
Гэз присел рядом, не сводя взгляда с невероятно красивого меча.
— Это единственный меч, который я выковал, — сказал Риамфада. — Не люблю оружие. Я дарю его тебе, Оседлавший Бурю.
Гэз встал и отступил на шаг.
— Это ошибка. Я не ригант, а сын варлийского лорда, захватчика. Отдай его Кэлину Рингу или Коллу Джасу.
— Это Яростный Клинок, Гэз Макон. Кто сможет справиться с ним, кроме Оседлавшего Бурю?
— Он принадлежит ригантам. Я не имею на него права.
— Ты унаследовал от отца ригантскую кровь. Ты потомок Коннавара. И кому, как не мне, его создателю, решать, кому отдать меч?
— Но мне не будет от него никакого проку. Он слишком тяжелый, громоздкий и совсем не подходит для современного конного боя.
— Опробуй его.
Гэз неохотно потянулся к великоватой рукояти. Она, будто уменьшившись, идеально пришлась по руке. Он поднял необычайно легкий меч и в недоверии потряс головой. Поперечины стали тоньше, кисть руки прикрыла золотая гарда. Клинок затрепетал, становясь тоньше. Через несколько мгновений Гэз держал в руке кавалерийскую саблю. Медведь пропал с гарды, сменившись вздыбленным конем в окружении золотых облаков.
Риамфада сделал жест рукой — сабля Гэза вылетела из ножен и упала на землю.
— Вложи меч в ножны, Оседлавший Бурю. Гэз послушался. Ножны подошли идеально.
— Этот меч разрубит любую броню и никогда не затупится. Пока он при тебе, ни один Искупитель не сможет найти тебя. Ты останешься виден человеческому взгляду, но шпионить с помощью магии за тобой не удастся. Руны на клинке — охранные заклинания. Они очень сильны, и пока этот меч с тобой, ни одно демоническое создание не сможет причинить тебе вреда. А теперь иди. Ты нужен Мойдарту. Прежде чем Ледяной Кай поведет армии на север, вам еще многое предстоит сделать.
— Ты поможешь нам в этой войне?
— Нет. Завтра я буду очень далеко, вместе с маленьким ребенком. Там я его выращу и научу всем чудесам прекрасной земли. Затем я покину этот мир и отправлюсь другими путями.
— Ты умрешь?
— Я уже умер, Гэз, — улыбнулся Риамфада. — Сидхи забрали мой дух и подарили мне вторую жизнь, но я не бессмертен. Мое время уже на исходе. Я видел множество неописуемых чудес, знал людей, которые заставляли сердце петь от счастья. Кто-то из них был воином, как Конн, другие — волшебниками и поэтами, фермерами и ремесленниками. Один был учителем. Эти люди вселяли в меня счастье. Возможно, оставив этот мир, я встречусь с ними снова. Желаю тебе удачи, Гэз Макон.
Мир замерцал и померк. Гэз пошатнулся и с трудом удержался на ногах, ухватившись за ствол стоявшего рядом дерева. Серый мерин встревоженно всхрапнул. Гэз удивленно потряс головой. Он снова оказался у кромки леса Древа Желания. Пещера, заросли терновника, загадочный незнакомец — все исчезло, растаяло как дым.
— Все-таки это мне приснилось, — сказал он. — Я устал больше, чем думал.
Гэз вытащил саблю из ножен.
Вдоль клинка сверкнули кельтонские руны, золото гарды заиграло в утренних лучах.
Гэз убрал саблю и вскочил в седло.
— Спасибо тебе, Риамфада! — крикнул он.
Ответа не последовало, лишь кроны деревьев заколыхались от легкого ветерка.
Гэз развернул коня и поскакал в Три Ручья.
Аптекарь Рамус сидел в приемной Мойдарта и смотрел на снующих туда-сюда людей. Никогда прежде он не видел, чтобы в замке кипела такая бурная жизнь. По всему Эльдакру маршировали тысячи солдат. Дороги переполнились телегами и повозками — одни привозили провизию, другие увозили напуганных жителей. Земля полнилась слухами. Одни говорили, что король решил перенести столицу на север и война перенесется в Эльдакр. Другие — что король мертв, и Мойдарт объявил войну его убийцам. То, что отрубленную голову Пинанса продемонстрировали его армии, знали все. Эта дикость, к удивлению аптекаря, произвела на горожан неизгладимое впечатление.
— Да, нашему Мойдарту палец в рот не клади! — гордо заявил булочник, когда Рамус, по обыкновению, покупал хлеб.
Все собравшиеся в пекарне согласились.
— Он у нас ловкий малый! — добавил кто-то. — Пинанс ухватил больше, чем смог проглотить.
— У него никогда не было мозгов, — поддакнул булочник.
— Зато Мойдарту пригодилась его голова, — сказал кто-то третий, и все рассмеялись.
Рамус не мог понять, как можно веселиться по такому поводу.
Целые сутки он дожидался своей судьбы в сырой, темной камере и ничего не знал о победе Мойдарта. Когда дверь наконец распахнулась, он закричал от ужаса.
— Тихо! — скомандовал Хансекер. — Ты свободен.
