Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс
Вместо этого он испросил её флягу. Ей не требовалась вода, а сам чародей, как ему казалось раньше, может достать воду разве что не из под земли и в любой момент.
Она носила флягу для него и про запас.
Последний из Двадцати сделал глоток-другой: вода показалась ему на удивление вкусной. Брызнул остатки на руки, сполоснул давно взмокшее от пота лицо. И нагнулся, чтобы набрать воды из озера.
Время в какой-то миг стало похоже на вязкую тину. Разувшись, сбросив сапоги на песок, Рун чувствовал себя глупо, стоя по щиколотки в воде и закрыв глаза.
Воображение решило взять отпуск, а потому парень справлялся своими силами, уныло представляя, как счастливица явится. Сначала придёт куча народа — вся деревня, что ей подвластна. Потом, как богиня, взрезая толпу что масло раскаленным ножом выступит она.
Какой она будет? В виде юной девчонки? В своём настоящем пучеглазом облике? Последний из Двадцати ещё никогда не видел счастливицу — вот потеха! — которой посчастливилось войти в возраст.
Самоедство с каждой минутой промедления облизывалось на бока его уверенности, и нет-нет, да позволяла себе отхватить от неё кусочек-другой. Уплетая за обе щёки, она давилась, но смеялась — голосом привалившегося к дереву Мика. Словно призраки учителей, он жадно метил на их место, заглушая их глас своим могучим рёвом.
Ты жалок и ничтожен. Силы что у быка, яйца что у телка, ар-ро. Она раскусит твой замысел ещё до того, как увидит тебя воочию. Больше всего на свете я теперь жажду только одного — увидеть, как ты послушной игрушкой пляшешь ей на потеху. Пляшешь, смеёшься, радуешься — чтобы издохнуть донельзя счастливым, но паршивым псом.
Она счастливица, ей чуждо человеческое. Она вспомнит, кто и зачем много лет назад приходил сюда по её душу. Вспомнит, как ты уже дважды отринул предложенный ей дар. Для неё ты словно недопитый бокал вина — напоминаешь разве что обиду и упрямое желание прикончить раз и навсегда.
Чтоб не повадно.
Ар-ро.
Ар-ро, угрюмо повторил за голосом парень, чуя, как в воздухе что-то изменилось.
Ветер подхватил запах тины и давно немытых тел, швырнул его юному чародею в лицо.
Перед ним стояла счастливица. Перед ним стояли они все. В тощей, незамысловатой, но полногрудой фигурке, казалось, уместилось сотни две, если не три человек. Рун сглотнул, осознавая случившееся — и всё ещё тая надежду, что ошибся. Деревня, где ещё недавно он видел празднество, весёлые улыбки и слушал бесконечность тишина стала тихой и безмолвной навеки.
По-бандитски, будто вновь придя в себя, ухмыльнулся Мик — чтобы тут же послушным псом приползти к своей госпоже. Он возносился над ней почти в половину, и всё равно юного чародея не покидало чувство, что великан тут вовсе не Мик.
Ска сканировала без разрешения и зазрения совести. Пялилась, словно собиралась вот-вот вытащить из недр явившейся девчонки всю подноготную.
Эта вытащит, кивнул самому себе парень, но расслабиться себе не позволил. Сделал то, чего не сделал сразу же — замерил бушующий внутри неё уровень магии.
И обомлел.
Присвистнул даже старый Мяхар, расщедрившись на десяток-другой заковыристых ругательств. Потом повторил от начала и до конца, отрицательно покачал головой.
Девчонка разве что не трещала от переполнявшей её с ног до головы мощи. Будучи энергетическим вампиром, она разрослась до небывалых ранее размеров. За спиной её маленькой фигурки стоял настоящий, воистину исполинский облик.
— Ну, привет.
Рун думал, что завидев её не сможет сказать ни слова. Сказал.
Уж лучше бы молчал, закатив глаза и не скрывая яда в голосе, упрекнул чародей-разбойник.
Парень почуял, как изнутри его колотит волнительная дрожь, но он сделал ей первый шаг навстречу, покидая безопасные пределы озера.
Больше всего ему сейчас было жаль Ска. Наверно, следовало отдать ей прямой приказ оставаться на месте, не предпринимать ровным счётом ничего — но последний из Двадцати страшился, что его противница заподозрит неладное.
Разодетая в белое платье, она парила над землёй. Ноги, увитые терниями роз лишь едва касались влажной грязи и липкого песка.
Мик ластился к ней, будто любящий сын к наконец вернувшейся матери. В глазах — омерзительный, щенячий восторг; прикажи она ему высунуть язык и скакать на одной ноге и он исполнит.
Вот, вдруг понял он, что имел ввиду старый Мяхар, обзывая её проклятый морок фальшивым, чуждым для нормального человека счастьем. Этот Мик нравился чародею больше, но кому-то ведь нравился бы и совершенно беззубый, безобидный, игрушечный Рун. Счастливца отнимает у людей их право быть людьми. В обмен на призрачное счастье и скорую погибель.
Парень облизнул высохшие губы, чуя, как пересохло во рту.
Девчонка хранила молчание, не спешила ему отвечать. Годы научили её быть осторожной. Сколько лет и где она пряталась? Рун решил, что подумает об этом в следующий раз. Сейчас же ясно только одно — она мало того, что сумела выжить, но и поняла, когда можно брать всё в свои руки.
Парень расставил руки в приветственном жесте, будто в самом деле вот-вот собираясь обнять чудь. Она же дышала ровно, но беспокойно. Рунне сразу, но понял, что она боится.
Дрожит от переполнящей её силы и всё же боится.
Весь опыт чародея, собравшись воедино, подначивал его к действию. Рвануть к ней, скользнуть в обманном манёвре, ухватить за шёлковую гриву волос, резко дёргуть, повалить, прижать к земле…
Последний из Двадцати гнал эти помыслы прочь. Вместо зловещего оскала добрая улыбка, вместо стального кулака в живот — мягкость объятий, ласка и нежность.
"С девчонкой имеем дело" вспомнил он слова старого Мяхара. Те дни давно позади, а он будто вновь посреди леса. Ворчливый, но по-своему родной старик прорывается сквозь чащу, прокладывая путь, а позади гниёт труп крестьянина.
Счастливого в своём посмертии.
Она выросла, обратившись из сопливой замарашки в юную девицу. Девчонке нужны игрушки, девице же — нечто большее.
Единственный из чародеев, что не стал её убивать едва завидев, сейчас стоял перед ней во всём своём ничтожестве.
Руну казалось, что он буквально чует, что она может усадить его на ладошку, сдунуть, спрятать в нагрудный карман как милую безделицу. Без полного запаса маны здесь и сейчас он абсолютно беззащитен.
Она не спешила ему навстречу — словно давая понять, что чародей сам должен приползти к ней на коленях. Знала, что водица для неё опасна? Или чуяла?
На помощь ему пришёл тот, от кого помощи он ждал в самую последнюю очередь. Мастер Рубера, поправив пышные усы и сложив руки на груди, вещал всё тем же менторским тоном и голосом что и при жизни.
Успокойся, голову выше, не дрожи как осиновый лист, не выгляди как оборванец!
Рун старался изо всех сил.
Шаг вперёд, один-другой. Уверенней, проворней, что ты как раздувшийся кабанис?
Счастливица следила за каждым его движением не без опаски. Где-то в подкорке её сознания всё ещё жил облик вислоухого вихрастого мальчишки. Что он тогда кричал, провалившись к ней в подвал? Что он не девчонка?
Руну казалось, что он чувствует на себе её жаркое, горячее дыхание. Оболочка перед ним — лишь призрак, блеф, летающая кукла. Тот же поток чужих фантазий, исполненных желаний и слюнявого счастья, что клубился над ним облаком, давно осматривал его со всех сторон.
Осматривал, ощупывал, раздумывал — с какой стороны зайти. Так малое дитя вертит в руках новую игрушку, пытаясь понять, а то и придумать, как же с ней играть.
Ска успела за мгновение преодолеть почти половину того расстояния, что разделяло её счастливицу, когда та коснулась щеки её господина.
— Спокойно, Ска. Всё хорошо.
Парень чуял, что ходит по самой грани, скользит по лезвию ножа. Ей достаточно лишь заподозрить в нём угрозу, чтобы он умер мгновенно.
Мгновенно и счастливо.
Страх щекотал нервы. Словно скользкий змей, он был пронырлив и вездесущ. Надо было уходить, твердил он, притворно хватаясь за голову. Один, без чародейства, с взбалмошными призраками в голове, на грани собственного безумия и краха — кто ты? Кем себя возомнил?
