Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

Последний из Двадцати

Глава первая — Непрошенные гости

В ноздри юного чародея ударил запах мокрой псины. Рун поморщился — он знал, что ждать незваных гостей долго не придётся. Он слышал, как во мгле ночи, под тусклым блеском звёзд, они пробираются в тенях.

Пробираются по его душу.

Рун зажмурился на мгновение, двинул ногой, знаком притушил костёр — лизавший ночь языками пламени огонь унялся. Молоко в глиняном графине холодило руки — чародей нехотя сорвал восковую печать, сделал пару глотков; потянулся за булкой. Ночных гостей ждать недолго, но это не значит, что следует их встречать голодным. Хлеб показался ему до отвращения безвкусным.

Парень выдохнул — если откуда и следовало ждать нападающих, так это из-за пригорка, и густого бурьянника: за ним три десятка человек скрыть можно, не то что шайку доходяг.

Первым выскочил боевой пёс. Всклокоченная холка, грива торчащих во все стороны колючек, желтые, горящие злобой глаза. Пёс перед атакой припал на передние лапы, грозно оскалился. Ночную тишь прорезал едва слышимый рык.

Рун в одно мгновение оказался на ногах — в конце концов он знал, что всё закончится именно этим. Для пса это словно стало сигналом; он бросился на свою добычу. Чародей рывком опрокинул флягу: молочный след вырвался и застыл, обратился ледяными острыми брызгами, намертво прилипшими к сосуду. Новоявленный клинок плашмя ударил по животному, опрокинул наземь, заставил несчастного взвыть. Не растеряв желания опробовать ляжки Руна на вкус, пёс бросился вновь. В этот раз чародей ответил жестче: первым взмахом он отрубил бестии переднюю лапу — бедолага тут же завалился наземь и обиженно заскулил. Парень прикончил его быстро и без сожаления.

Хозяева спешили следом. Пса они будто пустили только ради того, чтобы проверить хвалёную проворность чародеев. Рун сплюнул наземь, видя как из-за деревьев появляется один, второй, третий…

Разбойники — по ним было понятно сразу. Тот, что был выше остальных, перекидывал небольшой топорик из руки в руку и прятал лицо за холщовым капюшоном. Второй оказался автоматоном и очень даже хорошим — Рун за всё время так и не услышал, как скрипели его шарниры. Своим оружием он избрал малурит: посох, расписанный вдоль и поперёк магическими рунами. Снаряды, начертанные на нём, пылали тускло сиреневым светом даже из под маскирующей обернутой вокруг тряпицы.

Третий размахивал цепью, пытаясь обойти волшебника по кругу. Рун не вглядывался, но точно знал, где уже видел эту троицу сегодня — на постоялом дворе, когда мельком и случайно показал символ одного из Двадцати. Ошибка, которую не следовало повторять впредь.

Напали сразу же и не сговариваясь — верно, именно эту троицу и прозвали призраками тракта. Каждый селянин, от самого Шпиля до Достенья трясся при одном только упоминании: грабили и не щадили никого. Что и говорить, былой порядок ушёл во тьму вот уже как полгода назад. По-другому просто и быть не могло.

Малурит вспыхнул, прежде чем исторгнуть из себя кривую, трескучую молнию. Рун вовремя отскочил — снаряд ударил в пенёк, на котором он сидел до этого, моментом обратив его в горелые щепки. Цепь зашелестела по воздуху, прошла у мага над головой, едва не щелкнула кончиком по сжимавшей клинок руке. Рун зло оскалился — пришло время и ему показать зубы.

Уклонившись от очередного выстрела малурита, чародей щелкнул пальцами. Ярко-рубиновый щит вспыхнул волнами, обволакивая руку юноши, чтобы через мгновение принять на себя удар топора. В глаза разбойнику, прямо под капюшон, брызнул сноп магических искр, здоровяк ухнул и пошатнулся. Рун, не теряя своего шанса, молочным клинком выбил оружие из рук противника, рубанул наотмашь — бандит отчаянно взвыл, а его бедро тут же украсилось широкой красной полосой. Заковыляв, пытаясь сохранить равновесие, он рухнул наземь.

В висках юного чародея стучала отчаянная ярость, а здравый смысл тщетно пытался удержать непоколебимость и спокойствие. Рано обрадовавшись первым успехам, Рун почувствовал болезненный щелчок у колена. Сталь цепи ржавыми звеньями обмоталась вокруг ноги, вонзилась в кожу продрав штанину. Если бы не лежавший в кармане брюк охранок — это бы точно закончилось переломом. Автоматон, успевший заново начертать мелком руны на малурите, непоколебимо целился в чародея. Паршивец с цепью дернул её на себя, повалив мага в ворох опавших осенних листьев — в лицо ударил запах сырой, влажной земли, во рту появился металлический привкус.

— Чтоб вас… — зло, сквозь зубы выругался Рун и схватился свободной рукой за цепь. Магический импульс ударил по ней вспышкой — сталь, не выдержав, оглушительно лопнула. Звенья осколками оцарапали руку чародея, исполосовали рукав куртки. Владелец цепи же взвыл: кажется, ему тоже досталось осколком, и Рун от всей души надеялся, чтобы поганцу выбило глаз. Краем глаза чародей заметил, как молния сиреневым сгустком завилась вокруг малурита. Замерцавшие руны закружились вокруг ствола, сплетаясь в боевое заклинание. Автоматон двигался циклично, входя в синхронизационный транс вместе со своим оружием. Молния застрекотала, изогнулась в воздухе, Рун успел раскрыть рот, вскинуть руки в защитном жесте. Молния врезалась ему прямо в грудь, пробила прятавшийся под курткой доспех, обожгла и отшвырнула. Ствол векового трещанника принял на себя тело чародея. Рун охнул, чувствуя, как что-то хрустнуло в спине и тут же отозвалось резкой колющей болью.

Бой ещё был не закончен. Грязно матерился разбойник с цепью, держась за окровавленное лицо; безуспешно пытался встать на ноги и молил собратьев о помощи здоровяк в капюшоне.

— Гус еганая, маг засратый! Я тебе твой знак так в гузно запихаю, что языком вычистишь, гнида, тварь! — голос у бандита с цепью оказался до безобразия хриплым. Обрывок цепи раскачивался из стороны в сторону и не обещал Руну ничего хорошего. И только автоматон был твёрд и спокоен — сложно было ожидать чего-то другого от механической куклы.

Жаль, подумал волшебник. Жаль, что он так далеко от Шпиля, иначе бы он раскидал этих паршивцев ещё на подходе, а в назидание обратил бы их в сапоги или ночные горшки. Сейчас же ему оставались только малые крохи былого могущества. Но ведь и их должно было хватить, верно? Видят Архи, он того не желал, его вынудили: ладонь незаметно скользнула в сумку. Пальцы быстро отыскали необходимое: сухая мана была мягкой, словно глина. Растёртая меж пальцев, она тут же потекла по телу чародея, даруя ему сначала облегчение, а потом и новые силы.

Романтик с большой дороги наступил на молочный клинок — тот, потеряв магическую концентрацию, побежал россыпью трещин, и через мгновение растёкся белой жижей. Крынка хрустнула под тяжелым сапогом, а сам разбойник склонился над Руном.

— Поколдуй мне, кляк, ну, давай, собака ты вшивая, голова кабанисья, ты… — разбойник не успел договорить, осёкся. Цепь в его руках обратилась в склизкую змею. Вскрикнув от ужаса, он попытался отшвырнуть её прочь, но та успела обвить руку несчастного. Зашипела, щелкнув раздвоённым языком, и принялась безжалостно жалить разбойника. Четвертый выстрел из малурита сорвался со ствола, но не возымел должного эффекта. Мгновенно оказавшийся на ногах Рун поймал сгусток руками: ладони обожгло, нутро затрясло от переполнявшей его энергии, но маг знал — отпускать нельзя ни в коем случае. Обуздав непокорную стихию, словно плетью Рун наотмашь рассек механическую куклу. Автоматон вздрогнул: магическая программа, царившая в его голове, сбилась с положенного настроя. В воздухе тут же запахло горелым — из противника повалил густой жирный дым. Рун глянул в сторону: сквернослов валялся в густой траве у поваленного дерева, устремив стеклянный взор в бесконечную мглу сегодняшней ночи. Змея с его руки скользнула прочь, поспешила спрятаться в камышах.

Скомкав молнию, словно бумагу, Рун отшвырнул её в сторону — она мячиком заскакала по земле, прежде чем иссякнуть и обратиться горстью горелых листьев на земле. Чудо, что не случилось пожара, пронеслось в голове мага, в следующий раз следует быть осторожней. И с молниями, и вообще…