Ольга Денисова - Черный цветок
Есеня присел на скамейку перед печкой, подальше от стола - чтобы чего-нибудь не разбить.
- Нам надо его открыть… - сказал он, надеясь перейти к делу. - А для этого обмануть заклятье. Если заставить красный камушек светиться, медальон будет слышать. Ты можешь это сделать?
Отшельник посмотрел на Есеню и на медальон.
- Нет. Я только вижу, слышу и чувствую. Заставить, - он произнес это слово с отвращением, - я никого и ничего не могу.
Есеня тяжело вздохнул и посмотрел на промокшие насквозь сапоги: и стоило ради этого месить грязь?… Отшельник посмотрел на Есеню с сочувствием.
- Я знал только трех мудрецов, которые могли бы это сделать. Белозор может, но он жадный и хитрый, с ним бы я связываться не советовал.
- Я у него уже был, - Есеня сжал губы: Белозор запрашивал пять золотых.
- Еще мог бы взяться Лебедян, это - самое надежное.
- А третий? - с надеждой спросил Есеня: Лебедян просил три.
- Я не знаю, жив ли он. Последнее время о нем ничего не слышно, а жил он, как и я, в одиночестве и к людям относился настороженно.
- И… где его найти? - Есеня сглотнул. Если этот человек безошибочно назвал двоих мудрецов, то, наверное, и с третьим не промахнется.
- Он жил в полутора верстах к западу от Урда, за скалой, под старым маяком. Но я не знаю, может быть, он уже умер.
- Его случайно не Улич зовут? - тихо-тихо, чтобы не спугнуть удачу, спросил Есеня.
- Да, его зовут Улич. У него ты тоже был?
- Да я у него живу! - заорал Есеня и вскочил. - Я его ученик!
От радости он и не вспомнил, что Полоз велел никому не говорить о том, где они живут. На всякий случай. Ну почему, зачем они с Полозом не говорили с Уличем о медальоне? Почему скрывали от него то, что ищут? Ведь он тоже мудрец, это ясно! Чего боялся Полоз? Почему доверял десяткам мудрецов, к которым его посылал учитель, и сомневался в Уличе? Потому что Улич видел медальон? Правильно говорил Ворошила: если Полоз что-то решил, он уже не передумает…
Есеня, забыв поблагодарить и попрощаться, кинулся к двери.
- Погоди! Куда ты? Скоро стемнеет! Можешь остаться у меня, а утром пойти назад, - крикнул ему вслед отшельник, и Есеня опомнился.
- Мне работать завтра, - по-взрослому важно ответил он. - Но если есть дорога попроще, чем по этому полю…
Отшельник показал Есене путь длинней, но надежней: через холмы к берегу моря. Во всяком случае, заблудиться он бы не смог.
Всю дорогу Есене хотелось бежать бегом, и, скатываясь с холмов, он несколько раз едва не переломал ноги. В поле сапоги вязли в снегу, а на берегу - в песке. Но и это было полбеды: самым трудным оказалось преодолеть широкую, на две версты, гряду обрушенных скал. Огромные острые обледеневшие глыбы в беспорядке громоздились от кромки моря до каменной стенки, вдоль которой бежала песчаная коса. Прыгая с камня на камень, Есеня несколько раз упал, и однажды - очень неудачно: в кровь разбил подбородок и прикусил язык.
Ну почему они не поговорили с Уличем? Сейчас бы Есеня сидел у печки, а не скакал козлом по скользким скалам!
Сумерки наступили незаметно - слишком серым был день, - и на песок Есеня выбрался в кромешной темноте. Он подходил к городу с востока и увидел огни порта и маяк, только когда добрался до бухты. От нетерпения он снова припустил бегом - мимо пустеющих улиц, по деревянным мостам через бесчисленные рукава реки, распавшейся на части, под желтыми закопченными фонарями, сквозь квартал восточных купцов, где пахло пряностями и бараниной, через вонючий рыбный базар…
Улич сидел на берегу, не обращая внимания на ветер и снег. Есеня хотел сразу кинуться к нему, но приостановился: а вдруг Полоз неспроста ему не доверял? Он потихоньку пробрался в лачугу и с порога закричал:
- Полоз!
И только потом заметил, что тот дремлет. Есеня прикрыл ладонью рот, а Полоз сжал виски руками.
- Жмуренок, ну что ты так орешь? - простонал он. - И что у тебя с подбородком?
- Упал.
- Ну как нужно упасть, чтобы морду расквасить об землю? У тебя рук нет?
- Я на камень упал… - обиженно просопел Есеня. - Полоз, послушай! Улич может. Ты понимаешь?
- Что может?
- Зажечь красный камушек…
Полоз приподнялся на локте, но тут же осторожно опустился обратно.
- Да ты что? - обрадованно и удивленно протянул он. - И ты столько времени бегал по городу, показывал медальон всем, кому не попадя, а надо было всего лишь…
- Да! В том-то и дело! Почему же мы сразу не догадались?
- Видно, у меня голова стала плохо соображать… - Полоз усмехнулся. - А сам ты не мог догадаться?
- Откуда я знал? Ты от него всегда скрывался, при нем ни слова не говорил.
- Ладно! Я от всех скрывался. Он куда-то ушел, я думаю, скоро вернется.
- Да он на берегу сидит! Я сейчас! - Есеня выскочил из лачуги и кинулся к морю. - Улич! Улич!
- Что-то случилось? - спросил тот не оглядываясь. - Садись.
- Улич, - Есеня перепрыгнул через бревно и сел рядом, - слушай, почему же ты не сказал, что можешь зажечь красный камушек?
- Чего-чего зажечь? - Улич поднял брови.
- Красный камушек на медальоне!
- Ну, вообще-то, ты меня об этом не спрашивал. Это во-первых. А во-вторых, я понятия не имею, могу я его зажечь или нет.
- Ты понимаешь, я ведь уже месяц ищу, кто его может зажечь, и нашел только двоих. Они просят столько денег… - Есеня осекся. Может, Улич тоже берет деньги за такие штуки? Ведь живет же он на что-то?
- Дай мне посмотреть и объясни, в чем дело, - Улич протянул руку ладонью вверх, и Есеня в первый раз снял медальон с шеи, чтоб кому-то его отдать.
- Это чтобы снять заклятие, - быстро заговорил Есеня. - На нем лежит заклятие: открыть его может только Харалуг - тот, кого первым сделали ущербным. Но Харалуг давно умер, и мудрецы сказали, что медальон поднимет его из могилы, если все будут говорить, когда светится красный камушек…
- Погоди. Не тараторь. Я ничего не понял. Люди не встают из могилы, нет таких заклятий и таких вещей, у которых хватит на это силы.
- Ну почему?
- Потому что есть такая штука, как необратимость. Смерть необратима. Можно вызвать дух, но духи медальонов не открывают.
- А вдруг? - с надеждой спросил Есеня.
- Ты не можешь сказать точно, какими словами говорили эти мудрецы про Харалуга? Они так и сказали: поднимет из могилы?
- Не знаю, - Есеня задумался. - Я же там не был, тогда еще мой дед не родился.
- Хорошо. А какие слова они велели говорить?
- «Когда-нибудь Харалуг откроет медальон». Это последняя заповедь вольных людей - сказать так, когда их делают ущербными.
- Как красиво… - пробормотал Улич, рассматривая медальон. - Последняя заповедь… Я могу себе представить, какой силой обладают эти слова, да еще и сказанные неоднократно. Значит, именно эта вещь превращает людей Оболешья в ущербных? Наверное, поэтому у медальона такое сильное свечение. И ты полагаешь, если я заставлю его слышать твои слова, они тоже будут для него что-то значить?
