Ольга Голотвина - Встретимся в Силуране!
Айрунги шагом захватчика прошел по мосту и, не останавливаясь, прошел сквозь решетку, таща за собой Ильена.
Тот самый вой, что так напугал в лесу разбойников, ударил по нервам стражников, и без того встревоженных полубезумными рассказами бабки, Недомерка и Красавчика.
— Я — Айрунги! — поплыл над головами наемников леденящий голос. — Я великий чародей! Привели меня сюда грехи ваши — и лютая беда, что облаком легла на этот замок!..
Над ухом Айрунги свистнула стрела. Он обернулся. Десятник трясущимися руками вкладывал в желобок вторую стрелу. Все-таки трудно целиться в человека, который проходит сквозь железную решетку и запредельным голосом вещает о всяких ужасах.
Айрунги большими шагами приблизился к десятнику, который так и не успел натянуть тетиву. Темный рукав балахона взметнулся перед лицом наемника.
— Как ты посмел, ничтожество?! Ты будешь наказан!
Арбалет с грохотом упал на каменную плиту. Десятник побагровел... оглушительно чихнул... вскинул руки к груди, откинул голову, зашелся в оглушительных залпах чихания, сотрясающих тело и не дающих дышать.
Ильен скорчил грозную рожу, чтобы скрыть смех. Он тоже однажды по неосторожности понюхал тонкий желтоватый порошок, который учитель наверняка прячет сейчас в рукаве...
Айрунги отвернулся от беспомощного десятника к стражникам, которые извлекли мечи из ножен, но стояли в растерянности:
— А ну, бросить оружие! А не то у меня сейчас корнями прорастете! Прямо сквозь плиты!
Чей-то меч лязгнул о камни... за ним другой, третий...
— Что здесь происходит?! — раздался за спинами стражников возмущенный окрик. Те попятились, не зная, кого страшиться больше: ворвавшегося в замок колдуна или собственного господина.
Айрунги, не обращая внимания на трясущихся наемников, шагнул вперед. Глаза его полыхали торжеством и злобной радостью. Наконец-то перед ним был Унтоус Платиновый Обруч!
* * *— Тут вроде Ингила заболела... не жар ли у нее?..
Услышав это, Рифмоплет забыл о вполне назревшей ссоре и, перепрыгнув через вытянутые ноги Ваастана, ринулся к девушке, свернувшейся комочком на плаще:
— Что с тобой? Дай лоб потрогаю — не горячий?..
— Отстань, — глухо, словно чужим голосом сказала Ингила. — Я в порядке... вот полежу немного...
— У нее лихорадка! — возмущенно завопил Никто (все вздрогнули — опять забыли про этого труса). — Мы заразимся и умрем! — Он вскочил на ноги и закричал в далекий кусочек неба: — Эй, кто-нибудь! У нас заразная больная! Пересадите ее куда-нибудь... в какую-нибудь другую темницу! Эгей-ей!..
И тут же плюхнулся на солому, получив крепкого пинка от Челивиса.
— Хватит голосить у меня над ухом! — презрительно сказал Сын Рода. — Надоел, ничтожество!..
Он сказал бы и больше, но между ним и его жертвой встал Ваастан:
— Ты, господин, драку не начинай! Ну, трусит он — и пусть себе трусит, а пинками тут нечего... Тебя, между прочим, только с помощью богов терпеть можно... а не пинаем пока!
Если Сын Рода и испугался, то ничем этого не показал.
— Ну и замашки у этой дворняжки! — фыркнул он. — До чего же встречаются наглые и болтливые наемники!..
— Ага! — охотно согласился Айфер, вставая рядом с Ваастаном. — Еще и драчливые попадаются!
Ему с первого дня путешествия не нравился заносчивый Сын Рода.
Челивис возмущенно закатил глаза.
— Это невыносимо! — возопил он. — Я готов терпеть плен, но не дурное общество!
Он подобрал с соломы свой плащ и с видом полного омерзения направился в самый дальний от наемников угол темницы.
И, не дойдя до противоположной стены, исчез.
* * *Унтоус был в смятении. В его собственном замке, где господину беспрекословно подчинялось все, что дышит, вдруг началось какое-то безумие. Сначала этот странный гость, не то Сокол, не то — храни Безликие! — самозванец, но почти наверняка негодяй, готовый погубить скромное торговое дело Спрута. Потом — полубезумные подручные Шершня, набредившие дикую историю о страшном колдуне, который пытал их в лесу. А теперь и сам колдун — с пронзительным бесстрашным взглядом, с исказившей лицо неподвижной гримасой, с голосом, от которого людей пробирает дрожь...
Впрочем, трусом Унтоус не был.
— Кто ты, незваный гость? Как посмел ты войти в мой замок и буянить здесь? Не боишься умереть под кнутом?
— Он... сквозь решетку... — встрял было ошалевший стражник, но осекся под тяжелым взглядом господина.
— Умолкни, ничтожный червь, — холодно и повелительно сказал колдун, глядя хозяину прямо в глаза. Сын Клана, которому ни разу в жизни не доводилось слышать подобное к себе обращение, потрясение замолчал, и немыслимый гость закончил: — Мне не нужен ты и тем более не нужны твои жалкие слуги. Я охочусь за той, чей взгляд опаснее любого оружия, чья мысль смертоноснее любой отравы. Знай же, несчастный человек: в обличье смертной женщины по твоему замку разгуливает Хозяйка Зла!
Опомнившийся Спрут сообразил, что имеет дело с сумасшедшим, причем опасным. Он повернулся к страже: этот человек должен быть немедленно схвачен!
Но то, что Спрут увидел, остановило его, заставило промолчать. Стражники, все до единого, вытянули перед собой руки в жесте, отвращающем беду. Даже десятник, валявшийся на камнях и неистово чихавший, тоже пытался воспроизвести этот жест.
Если этим тварям приказать, они не посмеют ослушаться: схватят безумца. Но потом начнется повальное дезертирство суеверных наемников. А где в этой глухомани найдешь других? Остаться в замке без охраны — эта мысль не очень привлекала Унтоуса.
Надо, чтобы эти трусы убедились: перед ними всего-навсего жалкий сумасшедший...
— Вот как? — обманчиво кротким тоном сказал Спрут. — И что же делать в моем захолустном замке такой высокой гостье? Чем заслужили мы честь принимать у себя Многоликую?
Колдун закрыл глаза и по-волчьи принюхался.
— Это место полно зла... — Голос его дрогнул. — Полно грехов, явных и тайных, что творились здесь из века в век. Потому его и избрала Серая Старуха. Она оставила свое болото и под личиной вкралась сюда. Она понемногу поработит все живое в замке. А потом из этих ворот в мир хлынут такие беды, о каких мы не слыхали даже из летописей... — Он открыл глаза, его темные зрачки вновь бестрепетно впились в лицо Сына Клана. И колдун закончил голосом, почти похожим на человеческий: — Может, уже и выпадали людям эти ужасы... только некому было потом летописи писать.
Спрут тряхнул головой, с тревогой чувствуя, что этот бред чуть не произвел на него впечатление. И еще... почудилось ему или нет, что на груди колдуна сквозь грубую ткань балахона пробивается какое-то сияние?
