Максим Далин - Моя Святая Земля
— Нет, только вы…
— Меня грозились сжечь в корзине с кошками, а я не выношу кошачий запах.
— Объясните же, дорогой Марбелл, что происходит! Двор в ужасе…
— Сожалею. Я уже ничем не могу помочь. Я слишком поздно понял, что мне не по чину внимание таких важных особ, как вы, прекрасный мессир. Я — просто плебей, несчастный алхимик и лекарь; в любом случае, как ни повернётся жизнь, все камни полетят в мою голову.
Дамьен понял, что нужно менять тактику.
— Вы покидаете страну? — спросил он деловито.
— Возвращаюсь в Междугорье, — солгал Марбелл. — Для научной работы нужно уединение.
— Вам, вероятно, понадобятся средства на дорогу? За консультацию вы могли бы получить небольшое вознаграждение… как алхимик.
Марбелл остановился, обернулся, поднял бровь:
— Небольшое, вот как…
— Двадцать тысяч, — выдал канцлер чудовищную цифру.
Марбелл улыбнулся:
— Пятьдесят.
— Немыслимо.
— Милый Дамьен, речь пойдёт о шкуре. Моей и вашей. Не спорьте, не надо. Если мои услуги вам не по карману, я, пожалуй, пойду…
Канцлер судорожно вдохнул.
— Хорошо.
Марбелл проследил, как ящик грузят в дормез.
— Наличными.
— Зайдём ко мне, — кивнул Дамьен с новым вздохом.
Марбелл пошёл за канцлером в его рабочий кабинет, прислушиваясь к Дару. Дар жёг изнутри, вызывал зуд в затылке, отвратительные ощущения в позвоночнике — смотрят в спину, смотрят! — но тянущей боли смертельной угрозы Марбелл пока не чувствовал.
Следят, но боятся.
Удивительно, думал Марбелл, как душно во дворце. Под открытым небом вместе с морозом вдыхается нестерпимо прекрасное, прямо-таки переполняющее ощущение чистоты, вымыли детки Святую Землю, добела выскоблили, любовью благого, кровью проклятого, золой Алвиновой жизни, до блеска — а здесь, в королевской резиденции, всё по-старому, будто и не произошло ничего.
Ад впитался в стены? Кто бы мог подумать, что так бывает…
В кабинете Дамьен ткнул пальцем в кресло у камина:
— Присядьте тут, Марбелл.
Ну, да, конечно, не годится показывать захожим некромантам, где деньги лежат. Марбелл сел и подождал, пока Дамьен вскроет какие-то свои тайники за его спиной. Дар лежал на дне души, как огонь под пеплом — канцлер не собирался причинять некроманту вред, видимо, и впрямь решил заплатить за услуги. Ну что ж, Марбелл — полезный…
— Взгляните, — буркнул канцлер холодно и сухо.
Марбелл повернулся.
Не золото. Кожаный мешочек с чудесными бриллиантами, сияют на ладони Дамьена, как роса на траве, умилительное и прекрасное зрелище.
— Двадцать пять штук, — голос канцлера дрогнул. — По две каждый.
Может быть, и ложь, может, и дешевле. Марбелл никогда не был знатоком ювелирных тонкостей и цен на камешки. Но настоящие и красивы на диво, а бриллианты чистой воды — вещь в хозяйстве незаменимая. Даже если они стоят изрядно меньше полусотни тысяч, пригодятся для сложных обрядов.
— Ладно, — весело сказал Марбелл. — Я возьму, вы меня убедили.
— Пойдёмте, — тут же сменил тон Дамьен. На приказной.
Ага, подумал Марбелл, мне заплачено, значит, мной можно помыкать… Ну хорошо, пока — пускай, решил он и снова пошёл за канцлером — в Зал Совета.
Во дворце было поразительно многолюдно. В приёмной толкались какие-то мутные ребятки, одетые слишком хорошо для их плебейских рож, чьи-то женщины, офицеры… шелупонь в ужасе, подумал Марбелл, те, кто пил ад, как сивуху, чувствуют себя плохо, им маетно, тяжко — и где же тот, кто мог бы всё это облегчить… Государь-то в отъезде, а когда приедет — если приедет — эти бедолаги будут сильно разочарованы.
В Рубиновой гостиной необычно пахло пудрой, крепкими духами и женским потом: там оказались жена Дамьена и жена прокурора в обществе целой толпы своих фрейлин, в слезах и нюхательной соли, в туалетах чересчур простеньких для таких важных особ — они обхаживали и герцогиню Тиссу, супругу Наджела, очень пышную и блистательную на их фоне, в королевских гербах с ног до головы. Марбелл мысленно закрыл глаза рукой: похоже, и демон, и благой уже считаются мёртвыми — и Наджел, заштатная, замызганная и задрипанная хиленькая ветвь дома Сердца Мира, вдруг оказался исключительно важной персоной.
Королевский дом, благая кровь, три раза "ха-ха-ха". Небось, судорожно разыскивают подходящего младенца среди всей своей родни, подумал Марбелл, не зная, хохотать или ужасаться жадности, дурости и подлости вельмож. Им только показалось — но они уже готовы.
Король ведь умер, а? Ну, вдруг? У них тут, очевидно, сердца поют оттого, что отменили свадьбу, оттого, что Иерарх так славно отдал душу тому, кто её взял: никакой супруги, никаких детей, даже потенциальных, условных — ах, какая красота…
Марбелл с грохотом распахнул дверь в Зал Совета — и присутствующие аж подпрыгнули в креслах.
— Ох, Господи! — сорвалось у генерального прокурора. — Это вы, Марбелл? Какая радость…
— Можно начинать, — позволил канцлер из-за спины некроманта.
Марбелл оглядел Зал, стол — и смешанное чувство злорадства, презрения и чего-то вроде стыда за всю аристократию чохом усилилось многократно. Канцлер уселся на своё привычное место, прокурор сдвинулся на несколько кресел дальше, маршала было не видно и не слышно, герцог Наджел расположился в кресле Марбелла, рядом с пустующим местом короля. Шеф шпионов не пришёл вовсе — оплакивает промах или чинит козни, мелькнуло у Марбелла в голове — не было и ещё кое-кого из принятых при дворе, зато вокруг Наджела вдруг оказалась целая толпа его родни, какие-то захолустные барончики с капелькой благой крови, уже давным-давно сошедшей на нет. Главными из этой банды кандидатов на капельку власти смотрелись двое сыновей Наджела — молодые люди слащавого и жестокого вида, с такой же бабьей неопределённостью черт, как и у их папаши.
Марбелл, не торопясь, подошёл к столу и сел в королевское кресло.
На миг все онемели от его выходки — только прокурор Шодар воскликнул поражённо:
— Да ты, некромант, с ума сошёл!
Марбелл рассмеялся.
— Да что там, благородные мессиры! Всё равно вы нарушили регламент. Разве место, которое сейчас занимает каждый из вас, имеет какой-то смысл? И Совет-то не имеет смысла — нет короля. Так к чему волноваться?
— Выбирай выражения, проклятый! — спесиво заявил Наджел. Он выглядел парадно, и украшений на нём было даже больше, чем он таскал обычно.
— Будто я тут один проклятый, — усмехнулся Марбелл. — Голос у вас прорезался, мессир герцог — кто бы мог подумать, что вы такой громкий…
— Ты, урод! — начал старший сын Наджела, но его перебил канцлер.
