Дэвид Эддингс - Владычица магии
Она замолчала.
— Пока, ваше величество?
— Я отдам мальчика Тораку как свадебный подарок. Гролим изумлённо заморгал.
— Если Торак возьмёт меня в жёны и подарит бессмертие, я подарю ему Белгариона.
— Весь мир знает, что Бог-Дракон энгараков погружён в сон, — возразил Гролим.
— Но не навсегда, — жёстко заметила Солмиссра — Жрецы энгараков и чародеи олорны почему-то забывают, что Солмиссра Вечноживущая умеет читать небесные знамения так же хорошо, как и они. Близится день пробуждения Торака. Скажи Ктачику, что в день нашей с Тораком свадьбы Белгарион будет у его ног. Но до этой минуты мальчик принадлежит мне.
— Я передам ваши слова Ктачику, — обещал мерг, холодно, сдержанно кланяясь.
— Тогда можешь удалиться, — велела королева, небрежно взмахнув рукой.
— ВОТ ОНО ЧТО! — вновь услышал Гарион знакомый голос. — Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕДВИДЕТЬ ЭТО.
Внезапно змей Маас поднял голову; шея раздувалась, глаза горели.
— Берегись! — прошипел он.
— Мне? Бояться гролима? — расхохоталась Солмиссра. — Никогда!
— Не гролима. Этого.
Раздвоенный язык почти коснулся лица Гариона.
— Его разум пробудился.
— Это невозможно!
— Тем не менее он больше не одурманен. По-моему, это как-то связано с металлической вещью у него на шее.
— Тогда сними украшение, — приказала королева змее. Маас соскользнул на пол и стал приближаться к Гариону.
— СИДИ НЕПОДВИЖНО, — велел внутренний голос. — НЕ ПЫТАЙСЯ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ.
Гарион, оцепенев, наблюдал, как подвигается всё ближе плоская голова.
Маас раздул капюшон; чёрный язык нервно мелькал в открытой пасти. Медленно наклонясь вперёд, он коснулся носом серебряного амулета, висевшего на шее юноши.
Сверкнула яркая голубая молния. Гарион ощутил знакомый толчок, но теперь уже более напряжённый, сосредоточенный в одной точке. Маас отпрянул, но в амулете вновь сверкнула молния и, шипя, ударила в нос гада. Глаза змеи провалились, из ноздрей и пасти повалил пар.
Потом искры исчезли, а тело мёртвой рептилии, извиваясь в конвульсиях, сползло на полированные камни зала.
— Маас! — взвизгнула королева. Евнухи разбегались по сторонам, опасаясь попасть под бешено бьющийся хвост.
— Моя королева, — прошептал бритоголовый придворный, появившийся у входа, — наступил конец света!
— Что? — ахнула Солмиссра, с трудом оторвав взгляд от издыхающего змея.
— Солнце исчезло! Сейчас полдень, а на улице непроглядная тьма. Город обезумел от ужаса.
Глава 29
Не обращая внимания на суматоху, поднявшуюся после слов придворного, Гарион спокойно восседал на подушках у трона Солмиссры, напряжённо прислушиваясь к наставлениям внутреннего голоса.
— СПОКОЙНО! НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЙ.
— Немедленно зовите моих астрологов! Я желаю знать, почему меня не предупредили об этом затмении! — приказала Солмиссра.
— Это не затмение, моя королева! — завопил лысый придворный, пресмыкаясь на полированном полу рядом со всё ещё извивающимся Маасом. — Тьма накрыла город словно огромным занавесом. Надвинулась чёрная стена — ни дождя, ни ветра, ни грома. Поглотила солнце без единого звука Он начал отчаянно рыдать.
— Мы никогда, никогда больше не увидим солнца.
— Немедленно прекрати, идиот! — крикнула Солмиссра. — Вставай! Сэйди, убери этого сумасшедшего дурака и посмотри на небо. Возвращайся быстрее. Мне нужно знать, что происходит!
Сэйди отряхнулся, как собака, выходящая из воды, и с трудом оторвал зачарованный взгляд от мёртвой застывшей ухмылки на морде Мааса. Потом поволок что-то бессмысленно лепечущего придворного к двери.
Солмиссра наконец вспомнила о Гарионе.
— Как ты сделал это? — требовательно спросила она, показывая на подёргивающееся тело змея.
— Не знаю, — пробормотал он, по-прежнему не в силах думать отчётливо.
— Сними амулет, — велела она. Гарион послушно потянулся к медальону, но рука внезапно замерла в воздухе, отказываясь двигаться.
— Не могу… — беспомощно сказал он.
— Забери у него это! — приказала королева одному из евнухов.
Тот, бросив перепуганный взгляд на мёртвого змея, покачал головой и весь сжался от ужаса.
— Делай что велено! — резко вскрикнула королева.
Откуда-то из глубины дворца донёсся раскатистый треск, потом скрежет гвоздей, выдираемых из толстого дерева, и гул надвигающейся лавины — оглушительный, зловещий грохот рушащихся стен. Издалека из какого-то полуосвещённого коридора раздался вопль смертельной муки.
Бесстрастный голос в мозгу Гариона снова ожил:
— НАКОНЕЦ-ТО, — прошептал он с явным облегчением.
— Что здесь происходит?! — вспылила Солмиссра.
— ПОЙДЁМ СО МНОЙ, — велел голос. — МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ.
Гарион, подложив под себя руки, попытался встать.
— НЕТ. НЕ ТАК.
Перед глазами Гариона неожиданно промелькнуло собственное, только раздвоенное изображение. Ни о чём не успев подумать, он напряг волю, чтобы сделать так, как приказывал голос, и внезапно перестал ощущать руки, ноги, тело, однако продолжал двигаться, а вскоре увидел себя со стороны — мальчишку, сидящего с бессмысленным видом на подушках у ног Солмиссры.
— ПОСПЕШИ, — велел голос, только теперь он звучал словно говоривший находился рядом. И в самом деле, Гарион, напрягая глаза, заметил смутную тень, бесформенную, но почему-то очень знакомую.
Туман, окутывавший разум Гариона, исчез, и он тут же насторожился:
— Ты кто? — спросил он у еле видного силуэта.
— На объяснения нет времени. Быстрее, нужно показать им дорогу, прежде чем Солмиссра опомнится.
— Кому показать?
— Полгаре и Бэйреку.
— Тёте Пол? Где она?
— ПОЙДЁМ, — настойчиво повторил голос.
Гарион и странное видение вместе прошли сквозь закрытую дверь так легко, словно вход в тронный зал прикрывала всего-навсего прозрачная занавеска; оказались в коридоре и, взмыв в воздух, полетели по тёмным переходам, бесшумно, незаметно, не вызывая даже лёгкого ветерка.
Через секунду оба оказались в большом зале с высокими потолками, куда Иссас привёл Гариона сначала, и тут, не спускаясь на землю, остановились.
Тётя Пол, сверкая огромными прекрасными глазами, излучавшими гнев и ярость, окружённая слепящим пламенем, широкими шагами пересекала зал. Рядом мчался огромный лохматый медведь, уже виденный Гарионом раньше. В злобной морде ужасного зверя лишь чуть виднелись черты лица Бэйрека. Маленькие глазки горели красным огнём безумия, в оскаленной пасти щерились острые жёлтые зубы.
