Джон Майерс - Серебряный Вихор
— Полегче, Серебряный Вихор! Смотри не наступи на скелет.
Я не стал у него выпытывать, откуда он узнал о прозвище, которое мне дал Голиас. Однако последовать его совету было затруднительно. Вся эта страна, в которой я оказался, виделась мне полуразложившимся трупом — костяком с уцелевшими на нем клочьями кожи и пучком волос на оголившемся черепе.
Стояла редкая для осенних вечеров духота. Я обливался потом, однако (думаю, без Фаустофеля тут не обошлось) не испытывал ни голода, ни усталости. Он шагал широкими шагами, и я едва поспевал за ним. Споткнулся только однажды, замешкавшись у отвратительного на вид ручья, который мне очень не хотелось переходить вброд. Мой спутник меня подбодрил: я ступил в вязкую жижу — и с омерзением ощутил под ногами встревоженное шевеление кишащих в ней неведомых тварей.
— Ручей впадает в озеро Эшеров, — пояснил Фаустофель. — Еще немного, и мы у цели.
Вскоре мы в самом деле приблизились к озеру вплотную, но даже у самой кромки я ровным счетом ничего не видел.
Поверхность зловонного пруда совершенно не отражала света, и береговая линия угадывалась только по отсутствию деревьев. Мы остановились под раскидистым вязом, сплошь увитым лианами: в полутьме он нависал над нами диковинным грозным чудищем.
— Вон твоя башня, — отрывисто бросил Фаустофель. Выяснилось, что я давно уже смотрю на нее, но не вижу в упор.
Я ожидал увидеть нечто вроде монумента Вашингтону. Передо мной же смутно вырисовывалось приземистое сооружение с продавленной крышей, едва возвышавшееся над тесно обступившими его деревьями. Для чего предназначалась эта неказистая постройка — оставалось только гадать. Одно можно было сказать наверняка: находиться внутри нее могли только те, кто навсегда распрощался с радостями жизни.
На душе у меня было препаршиво, но, не желая ударить лицом в грязь перед Фаустофелем, я беспечно полюбопытствовал:
— Есть хоть одна живая душа в этой будке?
— Это нам еще предстоит выяснить, — послышалось в ответ.
Издалека донеслись раскаты неурочного в это время года грома. Пока мы огибали озеро, гроза разразилась над нашими головами. Все вокруг окончательно заволокло мраком.
— Мы не заплутаем? — прокричал я моему спутнику в самое ухо. — Не лучше ли переждать, пока прекратится ливень?
Фаустофель презрительно повел плечом:
— Какое заплутаем! Я здесь свой. — Его двусмысленный тон вполне соответствовал загадочности фразы. — Держи меня за полу, если не разбираешь дороги.
Как он сам исхитрялся не оступиться — ума не приложу. Не видно было ни зги. Непроницаемую тьму прорезали зубчатые молнии: их ослепительные вспышки выхватывали из мрака недвижное озеро и так называемую башню, к которой мы приближались медленно, но верно.
Башня, как выяснилось, стояла на островке у противоположного берега озера. Между островком и сушей был перекинут небольшой мост. Это меня несколько обнадежило, так как плюхнуться в тошнотворную пучину я не согласился бы ни за какие блага в мире. Даже ради того, чтобы найти укрытие от проливного дождя. Признаюсь, стремление к заветной башне отступило на второй план перед желанием поскорее спрятаться под крышей. Страха перед грозой я никогда раньше не испытывал, но на сей раз молнии ударяли прицельно, с невиданной меткостью. На моих глазах вековой дуб разлетелся в щепы; то и дело в лесу раздавался сокрушительный треск и грохот падающих стволов.
Мост был уже шагах в десяти от нас. Сверкнувшая молния парализовала нас на месте. Но вслед за рыбой-лоцманом не замедлила явиться и настоящая акула. Слепящий зигзаг распорол небо надвое и жахнул точно в самую макушку башни. От ужасающего грохота мои барабанные перепонки едва не лопнули, однако я с тревогой различил, как из темноты донесся отчаянный вопль. Едва ко мне вернулась способность воспринимать окружающую действительность, я сразу же впился глазами в черноту. На помощь мне пришла третья вспышка. Я отчетливо увидел, что башня рухнула. А через мост, спасаясь от града камней, бежит сломя голову охваченный паникой человек, с лицом, искаженным от безумного страха.
Второй раз мне уже не пришлось его увидеть. Нас он, по-видимому, не заметил. Окликать его было бесполезно: оглушительный раскат грома заставил землю под нашими ногами содрогнуться. При свете новой вспышки я напрасно искал его глазами: он бесследно исчез.
Я никак не мог решить, что лучше: претерпевать бедствие в одиночестве, как этот несчастный, или же делить компанию с моим проводником. Фаустофель либо без труда следил в кромешной тьме за выражением моего лица, либо свободно читал мои мысли. Небо сотряслось от очередного удара. Едва рокот затих, послышался саркастический голос Фаустофеля:
— Тебя как будто занимал вопрос, обитает ли кто в этой башне? Так вот, теперь я склоняюсь к тому мнению, что, скорее всего, нет, не обитает.
— Что же нам теперь делать? — потрясенно спросил я, пропустив его иронию мимо ушей.
— Перебраться через мост.
Прежние обстоятельства, побуждавшие меня стремиться к названной цели, утратили теперь значение. Но это мало меня трогало: мыслить логически я был не в силах. Исковерканное ужасом лицо бегущего человека — вот что стояло у меня перед глазами. Угроза гибели под обломками не могла быть единственной причиной обуревавшей его паники. Бывают разрушения пострашней падающей башни: судя по всему, беглецу пришлось столкнуться с более жутким зрелищем — обнаружить признаки неминуемой гибели в ком-то из близких или в себе самом… Мысль о том, чтобы приблизиться к месту адского испытания, заставила меня отшатнуться.
— Перебраться через мост? Лучше не надо.
— Думаешь, я позволю тебе увильнуть? Молния высветила лицо Фаустофеля, залитое дождем. Оно выражало не раздражение, а скорее озабоченность.
— Предположим, я освобожу тебя от данной клятвы. Но разве ты отыщешь дорогу назад один, без меня? Не без оснований скажу, что нет.
Раздавленный сознанием полной неотвратимости, я не мог ничего ему возразить.
— Хорошо, идем вперед. Указывай путь. Не найдется ли поблизости хоть какого-нибудь закутка — защититься от непогоды?
— Единственное, от чего ты будешь защищен — так это от непогоды, — сообщил мне Фаустофель не без ехидства. — Это уж точно.
Мы вступили на мост и успели пройти несколько шагов, прежде чем вновь сверкнула молния. Впереди виднелась груда обломков: это все, что еще оставалось от башни. Кирпичи валялись всюду, однако похоже было на то, что башня обрушилась в какую-то громадную яму.
— Стоило мне протянуть руку — и это отняли, — пробормотал я.
Фаустофель промолчал. Мы продолжали идти, но через минуту он остановил меня словами:
