Светлана Нергина - По закону перелетных птиц
Советник тяжело вздохнул. Правоту женщины мужчине признать трудно. А уж если эта женщина еще и заявляет о своих правах подобным тоном… Впрочем, чувство вины помогло Риндольфу определиться довольно быстро:
– Ристания, я прошу прощения за этот дурацкий Совет и все, что ему предшествовало. Это была непростительная ошибка с моей стороны.
Но ведьма уже остыла, высказав ему все, что хотела. Она равнодушно пожала плечами:
– Да ладно, не извиняйтесь. Я все равно знала, что вы ничего со мной не сделаете.
– Откуда? – улыбнулся советник.
– По двум причинам, – вернула усталую улыбку чародейка. – В конце концов, кто еще вам сможет вернуть ваше драгоценное величество к жизни? Не Леагр же!
Советник, укоризненно покачав головой, вынужден был согласиться:
– Да, вы правы, на домна Леагра сложно положиться в столь щепетильном деле. Увы… Так что, если вы согласны еще раз вызволить митьесскую королевскую семью из беды, то…
– Согласна? – Ведьма снова вопросительно изогнула дугой бровь. – А разве мы уже обговорили условия?
Советник заерзал в кресле. Он, по существу, был не торговцем, даже не дипломатом, так что заменить этих пройдох в деле переговоров-договоров, разумеется, не мог. Оставалась лишь весьма призрачная надежда на то, что цена, которую ведьма запросит за свои услуги, окажется вполне разумной. А для этого было бы неплохо вовремя направить ее мысли в должное русло. Альтруизм, патриотизм и прочие слова тут едва ли помогут, но попытаться-то стоит!
– Да, конечно, – осторожно начал советник. – Мы назначим щедрое вознаграждение тому, кто сумеет вылечить его величество, несмотря даже на то что казна Митьессы в последние годы далеко не так полна, как прежде…
– Тогда не стоит обмелять ее еще больше, – усмехнулась чародейка и, не успел советник обрадованно перевести дух, пояснила: – Мне нужны не деньги. Их я могу заработать на любом тракте, причем куда меньшими усилиями и с большим удовольствием. Работа мага-наемника очень хорошо оплачивается.
Риндольф снова напрягся. Куда она клонит?
– В таком случае что же вы соизволите принять в качестве оплаты?
Ристания словно бы задумалась. В третий раз наполнила бокал водой. Графин почти опустел, только на самом донышке уныло бултыхалась оставшаяся жидкость.
– Мне не нужна оплата, – наконец кивнула ведьма. – Но мне нужны подобающие условия работы.
– То есть?
– Во-первых, прекратите искать несчастную дисцитию. Вопросы о ней здорово действуют мне на нервы. Железных же нервов ни медицина, ни магия пока не придумала, так что приходится обходиться теми, что есть.
– А если это она… – начал было советник, однако осекся под тяжелым взглядом Ристании.
– Вот если – тогда и посмотрим, – отрезала она. – Во-вторых, мне нужен неограниченный доступ к библиотеке и бумагам короля. В-третьих, комната во дворце.
– Разумеется, домна, – без возражений согласился советник. Это было еще вполне терпимо. – Это все, чего вы хотели пожелать?
– Пожалуй, да, – помедлив, кивнула та. – Хотя вот еще: скорее в порядке дружеского совета. Держите от меня подальше Леагра. Целее будет.
– Леагр?
– Дворец, – мрачно поправила Ристания. – А то мало ли что…
Советник расхохотался. Вот теперь он узнавал ту ведьму, с которой скоротал ночь под одним плащом.
– Конечно, домна, как скажете… Эй, Гарид!
ГЛАВА 3
Один из коридорных мальчишек вздрогнул и стремглав бросился в зал. Лерга мгновенно присела так, чтобы из окна ее не было видно, и остальных потянула за собой. Хотя что-то подсказывало дисцитии, что она безнадежно опоздала.
– Проводи домну в лучшую гостевую комнату, – строго приказал показавшемуся на пороге мальчишке советник. – И выполни все ее пожелания.
– Конечно, – чуть ли не в пояс поклонился перепуганный коридорный. – Прошу за мной, госпожа.
Ристания поднялась с кресла, легко кивнула советнику на прощание и уже почти поравнялась с дверями, когда ее снова окликнул Риндольф:
– А какая вторая причина?
Чародейка усмехнулась:
– Жесткие меры – вещь хорошая и порой оправданная, правильная и необходимая с общегосударственной точки зрения. Беда в другом – совести ведь общегосударственную точку зрения не навяжешь. А вы пока еще не настолько очерствели, чтобы идти по трупам. Особенно – трупам с подозрительно знакомыми чертами лица.
Советник опустил глаза и промолчал.
Говорят, что вещи обычно перенимают характер их хозяина.
Лерга, обладавшая далеко не милым и ангельским нравом, это уже давно познала на собственной шкуре и в принципе была полностью согласна с народной мудростью.
Библиотечные книги ее на дух не переносили, так и норовя порваться в переплете, растерять ветхие летучие страницы или попасть под фужер, из которого расплескали вино, – словом, делали все возможное, чтобы ни они сами, ни их соседки по полкам в руки дисцитии больше не попали. Учитывая, что библиотекарем был назначен старый, почти выживший из ума маг, который некогда преподавал в Обители, а сейчас просто уволить его было жалко, то опасность оказаться в «черном списке» была очень даже велика: объяснить что-либо этому субъекту было необычайно трудно. Если же книгам не удавалось провернуть ни одну из вышеперечисленных подлостей, то они изо всех сил старались хотя бы скрыть от Лерги половину проклятых абзацев, дабы она потом еще неделю под порчей ходила, гадая, откуда оная взялась.
Аналогичным же образом вели себя свитки, особенно свитки со сделанным домашним заданием. Они категорически отказывались по утрам вылезать из ящиков на свет божий, дабы служить вещественным доказательством хотя бы честных попыток что-либо выполнить. Без них же магистры почему-то не горели желанием верить дисцитии.
Ничуть не лучше вело себя вроде бы не так давно надетое зеленое льняное платье. Оно Лергу вообще «обожало». Особенно «обожало» ее нервы, трепетно коллекционируя всевозможные способы их вытрепывания. Платье путалось между ногами, не давая бежать, оно сминалось, оно цеплялось за все, что можно, и даже за половину того, за что и теоретически-то, с точки зрения Лерги, зацепиться нельзя! Но она в данном случае, увы, была самым что ни на есть непосредственным практиком, поэтому расплесканные по заднему двору два ведра холодной воды из колодца пришлось списать на рванувший ее за юбку резной подлокотник деревянной скамейки.
Правда, раньше дисцития искренне считала, что она одна страдает от чрезмерной похожести ее вещей на нее саму. Оказалось, это свойство универсально.
