Валентин Егоров - Капитан Т.Т. Трезоров
Когда капитан Т.Т. Трезоров объявился в казарме, то первым делом он по праву деда согнал с койки молодого бойца, тут же занял его место, свернувшись клубочком на теплом месте и задремал.
Таким образом, уборкой казармы пришлось заняться мне. Сами знаете, что уборка занятие однообразное, монотонное и утомительное, но оно великолепно работало убийству времени. Это занятие доставляло мне физическую нагрузку и моральное удовольствие. Уборку помещения, я проводил следующим образом — первым делом, создавал стратегические и тактические замыслы. Работая метлой или веником, я клочок за клочком очищенной территории отвоевывал стратегические залежи грязи на вражеской территории. При этом, работая так, чтобы тактический успех развивать в развитие событий в стратегическом размахе.
Я не ленился, а работал, а время текло незаметно! Я знал, что мне нужно спешить домой, так как дома меня ожидала самая прекрасная женщина в мире — моя жена. Мне очень нравилось, что эта женщина готовила мне и моим двум друзьям ужин и с нетерпением ожидала нашего возвращения с новостями домой.
Поэтому, когда дежурный по громкой связи доложил, что Генерал срочно вызывает к себе меня с Белояром и капитана Т.Т. Трезорова, то я с огорчением прервал уборку казармы — это увлекательнейшее занятие.
Кабинет Генерала находился в другом здании базы, мы, как были в легкой верхней одежде — в гимнастерке и форменных брюках, нескорой трусцой пересекли плац, где салажата первого года службы отрабатывали знаменитый прусский шаг.
У генеральского кабинета мы задержались на пару секунд, чтобы привести себя в относительный порядок и одернуть гимнастерку и брюки. Гурьбой из двух человек и собаки одновременно ввалились в приемную кабинета Генерала. Секретаря не было на месте, а дверь генеральского кабинета оказалась широко распахнутой, словно приглашая нас. Чем без промедления воспользовался капитан Т.Т. Трезоров — наш прославленный первопроходец и разведчик, словно рыжий лис, он нахально прошмыгнул в кабинет, где, у стола Генерала, сделав пару шагов в сторону, опустился на пятую точку. С этого места он в вальяжной позе и вместе с Генералом наблюдал за нашим с Белояром церемониальным вхождением в кабинет. С плотно прижатыми к бедрам руками мы шли по ковровой дорожке, поднимая высоко вверх ноги и вытягивая далеко вперед мыски сапог.
Мы точно знали, как доставить удовольствие нашему Генералу, у которого слюнки текли при виде отлично исполняемого марша прусских солдат позапрошлого века.
Приблизившись к генеральскому столу, мы с Белояром приставили ногу, бодро и звонко щелкнув каблуками сапог, и лихо вскинули руки к пилоткам, чтобы отрапортовать о прибытии.
Генерал с хитринкой в глазах любовался нашей выправкой и великолепно исполненным гусиным шагом. По его лицу легко можно было прочитать, что он благосклонно отнесся и рад нашему появлению. Даже и генералы скучают по родным пенатам и близким, когда две недели проводят в служебной командировке.
Приняв рапорт, Генерал прошел за свой письменный стол и сел в кресло.
Он долго, не произнося ни слова, изучал и рассматривал, словно под лупой микробов, нас. Затем выдвинул ящик письменного стола, достал какую-то газету и небрежно швырнул ее на стол, но таким образом, чтобы в поле нашего зрения попала фотография на передней полосе какой-то собаки. Нам не нужно было даже всматриваться в эту фотографию, так как собака, изображенная на фотографии, была капитаном Т.Т. Трезоровым, который в позе древнеримского императора возлагал лапу на голову громадной рыбины. С большим трудом мы с Белояром проглотили ком, неожиданно возникший в горле. Не сговариваясь, мы попытались прочитать название газеты или подпись под фотографией, но они были на ненашем языке. Нам с Белояром хватило одного взгляда, чтобы разобраться, откуда ноги растут. С глубоким осуждением посмотрели на капитана Т.Т. Трезорова, продолжающего сидеть на генеральской ковровой дорожке и независимо посматривать на нас со стороны, словно моя хата с краю и я ничего не знаю. Его неведение легко можно было объяснить, в сидячем положении его голова едва возвышалась над поверхностью письменного стола и со своего места он просто не мог видеть газеты с его предательской фотографией.
Чтобы исправить положение и ввести капитана Т.Т. Трезорова в курс дела, мы с Белояром, схватили своего четвероногого друга за лапы, каждый со своей стороны, подняли над столом и мордой воткнули в фотографию. Моментально признав себя на фотографии, подзаборная шавка радостно завиляла хвостиком. Долго удерживать над столом этого разожравшегося на государственных харчах пса было тяжело, поэтому мы освободили руки, а он, с грузным шлепком приземлился на полу и, словно резиновый детский мячик, подскочив, встал на лапы. Его морда, во время совершения этих манипуляций, ничего не выражала и только, когда он оказался стоящим на лапы, с детским наивным удивлением посмотрел на меня с Белояром, словно спрашивая "вы чего, братаны, со мной делаете?".
Не выдержав этого взгляда, Белояр схватил со стола газету с фотографией и развернул ее прямо перед мордой нашего друга. Этот новый подход информирования капитана Т.Т. Трезорова оказался наиболее приемлемым. Теперь эта наглая псина могла спокойно рассмотреть свою изображение, прочитать газету, чтобы собственными глазами убедиться в том, что фотография и газета — это не наша фантазия или выдумка и что данная газета является ненашей газетой и вся напечатана на ненашем языке. Но капитан Т.Т. Трезоров, даже и в этом случае, оставался верен себе и не изменил манеры своего поведения, он радостно скалил зубы и недоумевал, чего же мы от него хотим. Одним словом, этот опытный разведчик, не зря же столько лет он отдал учебе на эту профессию и не зря же негритянка в "дружественной стране" с одного взгляда признала в нем опытного шпиона, решил играть "под дурачка".
Я, мол, простая собачка и ничего не знаю и не понимаю. Каких еще объяснений по поводу появления этой фотографии в иностранном издании, вы от меня хотите?!
Капитан Т.Т. Трезоров оказался умнее меня с Белояром, он категорически отказывался назвать причину и мотив появление своей фотографии на первой полосе известной во всем мире газете "дружественной" страны. Нет, он не говорил, что это не он изображен на этой трижды клятой фотографии, но отказывался говорить о том, почему и зачем она была напечатана в этой газете. Свое поведение мой пес мотивировал очень просто — он был политически неграмотен. Подобное поведение моего пса давала ему возможность избежать любого наказания и не давать дальнейшего объяснения по выявленным обстоятельствам.
