Константин Кривчиков - Дочь Озара
— Ладно, — согласился Вирон. — Я ничего. Только люди ждут. Вот закончим дела, и муссу будем пить.
И громко обратился к толпе:
— Правильно я говорю, сородичи? Муссу будем пить?!
— Конечно, — донеслось со всех сторон. — Правильно. Ты того, Кула, заканчивай скорей.
Лицо колдуньи покраснело от напряжения. Выкатив глаза, она неотрывно смотрела на камень, будто гипнотизируя его. Но проклятый голыш не хотел трескаться.
Внезапно, приняв решение, Кула поднялась с колен, и, уперев руки в бока, заявила:
— Это не по обычаю. Без воды Оман Озара говорить не сможет. Пусть твоя жама гадает. У нее тоже ничего не получится.
— Посмотрим. Без воды Оман Озара, может, и не станет говорить, а вот с Вадой — станет, — заметил Вирон, обыгрывая значение имени своей рыжей помощницы.
— Давай, Вада, твоя очередь.
Девушка напряглась и застыла, как тушканчик, подняв руки вверх. Наступило глубокое молчание. Взбудораженное слухами о невероятных способностях Вады первобытное сообщество ждало чуро. Вада обошла вокруг валуна, делая вид, что ищет подходящий камень. Наконец, нагнувшись, она вытащила из-под края валуна заранее припрятанный там кусок антрацита.
Подойдя к костру, девушка опустила блестящий камень в огонь.
Прошло несколько томительных мгновений, показавшихся Вирону вечностью. Он находился в считанных шагах от реализации своего замысла. В толпе кто-то негромко кашлянул. Все с нетерпением ожидали чуро.
И оно произошло. Антрацит раскалился и выбросил из себя вверх небольшое пламя. Затем еще одно.
— Чуро, чуро! — закричал Вирон, торопясь застолбить победу своей ставленницы. В передних рядах произошло шевеление, задние поддавливали. Люди стремились воочию убедиться в невероятном событии.
И тут, совершенно неожиданно, в ход продуманной процедуры вмешался лоботряс Олук, сынок Кулы. Высунув голову из-за плеча Овуса, 'лоботряс' закричал:
— Стойте, это не чуро!
— Чего ты несешь, придурок! — не выдержав нервного напряжения, сорвался Вирон.
— Это не тот камень, — Олук выбрался вперед. — Я знаю. Мне 'большелапые' рассказывали. Такой камень они видели, когда ходили в горы убивать глотов. Такой камень сам горит. Мне рассказывали.
В висках у Вады застучала кровь. Она посмотрела на Вирона: неужели все срывается?
— А я что говорила? — визгливо произнесла Кула. — Это все обман.
Вада перевела взгляд на колдунью: 'О чем кричит эта противная женщина?'
— …обмануть нас хочешь?! — голос Кулы срывался на визг. — Эта рыжая…
'…Неужели ничего не получится? Вирон сказал: если не справишься, Сиук умрет'.
— …гадина, эта 'леопардиха' настоящая колдунья? Ха-ха-ха! — Кула наступала на Ваду, воинственно подняв растопыренные пальцы. Изо рта летела слюна.
'…Чего она кричит?… Сиук не может умереть… Чего она кричит?!… Нет, ни за что!!'
— …Что вылупилась, гадина? — колдунья подобралась почти вплотную. Голова с растрепанными волосами моталась туда-сюда.
'… Какое у нее злое лицо! Это все из-за нее!!' — успела подумать Вада. Из ее широко распахнутых глаз с треском вылетел электрический разряд, вытягиваясь бледно-голубой змейкой в направлении головы колдуньи.
Раскрытый рот Кулы зашелся в жутком вопле. Волосы женщины в долю мгновения вспыхнули ярким синим пламенем. Колдунья упала и покатилась по земле, не понимая, что с ней происходит.
Вада взметнула взгляд — следующий разряд угодил прямо в лоб Овусу и тот рухнул, как подкошенный.
Невероятным усилием воли Вада зажмурила глаза, но веки словно раздирала изнутри чудовищная сила. Девушка повернулась в сторону Вирона — очередной разряд проскочил мимо уха вождя и вонзился в крышу шалаша. Мгновение — и сухие ветки запылали, разбрасывая искры.
Вирон свалился с камня и упал на землю, прикрыв голову руками. Явление чуро народу потрясло даже его, готового, как ему казалось, ко всему. Видя пример вождя, все, кто стоял на площади, как по команде, попадали навзничь. Глаза суеверных первобытных людей не могли выдержать ошеломительного зрелища. А когда глаза боятся, то ноги, как известно, отнимаются.
Но ноги начали подкашиваться и у Вады. Внутри себя она ощущала страшную пустоту, будто из тела вырвали все внутренности. В ушах оглушительно звенело.
'Только бы не упасть. Только бы не 'потерять голову', - твердила про себя девушка. — Ведь я еще не спасла Сиука. Надо делать все, как сказал Вирон. Иначе Сиуку смерть'.
Покачиваясь, она перешагнула через лежащего Вирона и взобралась на 'камень вождя'.
— Я Чола Вада, дочь Уны! — хрипло прокричала девушка, собрав последние силы. — Оман Озара сказал: теперь я буду вашей колдуньей… А еще он сказал — отныне в племени будет один вождь. Им станет тот, кто заберется на этот камень. И так будет всегда.
Закончив фразу, девушка сползла с валуна и потеряла сознание.
Первым, как и следовало ожидать, пришел в себя Вирон. Поднявшись с земли, он отряхнулся и с независимым видом огляделся. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь стенаниями Кулы. Женщине удалось затушить волосы, и сейчас она сидела на земле, обхватив голову обожженными руками. Взгляд ее выражал безумие. За мгновение перед тем, как из глаз Вады вылетела молния, колдунья успела увидеть зрачки девушки. То, что Кула смогла там разглядеть, навсегда лишило несчастную женщину разума.
Остальные обитатели стойбища продолжали валяться на земле, не смея оторвать носа. Картина, в целом, удовлетворила Вирона. Не торопясь, по-хозяйски, он вернулся на свое привычное место — на верхушку валуна. Наконец, ему надоело обозревать спины сородичей. Прокашлявшись, голос почти не слушался, вождь сипло проворчал:
— Эй, слышите меня? Это я, Вирон. Слышите меня? Можете вставать. Оман Озара все сказал. И все слышали. Надеюсь. Теперь у нас в племени есть великая колдунья.
Вирон подумал и добавил:
— Ее зовут Сола Озара*. А сейчас мы должны выбрать вождя. Все слышали, что сказал Оман Озара? Я стою на камне. Кто хочет занять мое место?
Ответом вождю стала тишина. Это было уже слишком.
— Эй! Вставайте, я сказал. Хватит валяться! Выбираем вождя и идем пить муссу.
Народ начал шевелиться. Кто-то встал на колени, кто-то на карачки. Варии осматривали себя и соседей, словно проверяя, где они находятся. Уже в акуде или еще на стойбище?
Вирон покосился на Ваду. Та лежала около валуна на боку. 'Вроде живая, — подумал 'волк'. — Пусть пока полежит. А потом решу, что с ней делать'. Вирон смотрелся гоголем, но внутри у него затаился черный страх. Эта худенькая рыжая девушка несла в себе нечто такое, что выходило за пределы понимания. Вождь до сих пор ощущал в коленках противную дрожь.
