Александр Прозоров - Алтарь
Полтораста шагов.
— Что-о?! — начиная терять самообладание, метнулся к недоуменно переглядывающимся нагим юношам жрец. Толкнул одного, другого. Услышал стон, наклонился, потом перебежал дальше. — Не-ет!!!
Пленники, жертвы Аментет, валяющиеся на снегу в лужах собственной крови, стонали от боли, дергались в судорогах, пытались отползти — но они не умирали! Проклятая дикарская магия — они смогли оставить жертвы в живых.
Изекиль, понимая, что сейчас произойдет, выпрямился и повернулся лицом к врагу. Небо словно задернула легкая дымка, послышался тихий шелест, стук, словно от частого дождя. Жрец ощутил удар в плечо, в ногу, грудь, шею, опять в ногу, два удара в живот и опрокинулся на плотно утоптанный, покрытый кровавыми червоточинами наст.
Пять сотен лучников — у каждого по полста стрел — спешно опустошали колчаны по замершему в ста шагах бездоспешному врагу. Жалости не испытывал никто — все воины прекрасно видели, как они поступили всего несколько минут назад со связанными уграми. А потому — немного привычной работы, и схватка оказалась окончена. Ратники подошли к истыканному стрелами, поверженному противнику. Переворачивали тела, заглядывали в лица. Некоторые узнавали детей — но горести никак не проявляли. Это были уже не глупые мальчишки — а предатели, поднявшие руку на отцов и братьев своих, отринувшие веру предков и законы Сварога.
— Смотрите, живой!
Воины повернули на голос, разглядывая, как диковинку, уцелевшего под дождем стрел человека. Расталкивая их, вперед протиснулся Словен, наклонился к бледнокожему счастливчику:
— Надо же, кого сберегла судьба! Черный волхв. Похоже, даже смерть не желает иметь с тобой никакого дела. Да только и на этом свете ты тоже не нужен… — Бывший князь выпрямился. — А ну-ка, братцы, поищите окрест камень потяжелее. Свяжите его самыми крепкими пеньковыми веревками, не жалея, камень к ногам примотайте, опосля на Ильмень оттащите куда подальше, да под лед спустите. Чтобы не попадался более на глаза ни живым, ни мертвым. Отныне, присно и во веки веков!
* * * Санкт-Петербург, набережная Лейтенанта Шмидта, 30 ноября 1995 года. 23:50Два микроавтобуса, один из которых нес на борту гордое наименование «Киносъемки», стояли один за другим, отгораживая сфинксов и спуск к реке от Академии художеств. Справа и слева тянулись бело-красные ленты, огораживая запрещенное для посторонних пространство. А на тот случай, если кто-то решит проявить любопытство, вдоль лент снаружи прогуливались, по две с каждой стороны, крупные дамы в форменной одежде с нашивкой «охрана» на рукаве. Несмотря на позднее время, зеваки все-таки находились — но разобрать, что же происходит на ступенях, все равно не могли. Там горели факелы, курились благовония, что-то нараспев читали полуобнаженные женщины.
— Готов ли ты, волею судьбы эмир нашего Клана, принести клятву на верность Великому Правителю, Сошедшему с Небес и Напитавшему Смертные Народы Своей Мудростью? — На этот раз номария надела непривычный костюм из плиссированной льняной ткани, причем заглажены в мелкую складочку были и рукава, и блуза, и воротник, и юбка — все.
— Да, готов… — Минувшие десять дней прошли для Алексея в покое и сытости. Он ел, спал, ел и снова спал, делая небольшие перерывы на то, чтобы посмотреть телевизор. Попытки протестовать против столь растительного существования решительно пресекались Леной, утверждавшей, что он накопил еще слишком мало сил. Она полагала, что для восстановления нормальной энергетики ему понадобится употребить примерно столько пищи, сколько съедает дитя за то время, пока становится взрослым. Порою Дикулин начинал в это верить и приходил в тихий ужас.
Зато эти полторы недели приглушили в его памяти напряжение схватки, бормотание умирающего, ссору с Леной. Он помнил только, что мудрость Нефелима вернула его из небытия и что он уже дал слово в знак благодарности принести Великому клятву верности.
— Запомни, смертный, — словно предупреждая, покачала головой номария. — После того как ты принесешь клятву, тебе не будет пути назад. Если ты отступишься от принятых обязанностей, твой зарок испепелит тебя еще до того, как ты успеешь нанести вред Сошедшему с Небес или его Клану. Готов ли ты принести клятву?
— Готов.
— Ты стоишь пред глазами защитников врат смерти, человек. Готов ли ты пересечь границу вечности и произнести клятву над водами Дуата?
— Готов, — в третий раз повторил Алексей.
— Откройте врата!
Бормотание женщин стало громче. Семь девушек в неприлично обыденных спортивных костюмах разобрали факелы и выстроились на второй ступени от одного сфинкса до другого.
— У тебя еще есть шанс вернуться, смертный, — в последний раз предупредила номария. — Но если ты уверен — то спускайся к водам Дуата, эмир.
Дикулин, стараясь выглядеть серьезным и возвышенным, бочком протиснулся между девушками, спустился по ступеням к тихим водам реки. В лицо дохнуло холодом. Но не приятной влажной прохладой — а застоявшимся ледяным холодом, похожим на тот, что встречает человека в погребе. Алексей поднял голову и понял, что противоположного берега Невы нет. Он исчез, растворился в темноте. И потрескивания факелов за спиной, распевов женщин и болтовни зевак тоже не слышно. Все растворилось в вязкой, обволакивающей тишине. Молодой человек подумал обернуться — и не решился.
— Это вечность, эмир. — Голос номарии походил на шепот. — Твоя клятва прозвучит в вечности и действительна будет тоже вечно.
— Пугающее место, — признал Леша.
— Ко всему привыкаешь, — пожала плечами старуха, останавливаясь напротив него. — Здесь хватает на это времени. Смотри на меня, чтобы я понимала, что ты честен. Повторяй за мной: «Я, Алексей, сын земли русской, клянусь…»
— Я, Алексей, сын земли русской, клянусь почитать и уважать Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью, создавшего землю нашу, людей, скот и животных, хлеба и растения. Клянусь служить интересам Великого, исполнять волю его, а также в меру разумения своего и без всякого указания противостоять деяниям, направленным супротив Сошедшего с Небес, к его вреду и унижению. Клянусь в меру сил и разумения своего и без всякого указания стремиться к воплощению воли его, причинению пользы ему, исполнению предначертания его. Клянусь ценить волю и пользу его превыше себя самого, своей плоти, души и покоя. Клянусь хранить себя к пользе его, а также плодиться и размножаться, и в меру сил и разумения своего содействовать продолжению рода хранительниц его, дабы не иссякли ряды служителей и почитателей его. Клянусь, клянусь, клянусь на вечные времена, пока сохранятся плоть моя, души мои и воля моя…
