Светлана Крушина - Всё могут короли
Думал Барден недолго. Самый хорошо укрепленный форт королевства находился довольно далеко от нынешнего их местоположения, но он был наиболее надежным из всех. Медейцы ни за что не смогли бы пробиться к нему.
— В Северную, к Риттеру, — коротко и решительно сказал Барден.
— Но, ваше величество, это очень далеко, — в сомнении сказал тан Арон, взяв себя за подбородок.
— Вот именно. Далеко для нас, а для медейцев — еще дальше. Разумеется, понадобится хорошая охрана, для нее следует выделить лучших людей. При этом, с головы пленника не должен упасть ни один волос. Ни бить, ни мучить, ни допрашивать его с применением жестких методов я не разрешаю — это касается как ваших людей, тан, так и людей герра Риттера. Впрочем, я вообще допрашивать его не разрешаю — до моего особого распоряжения.
Тан Арон с пониманием посмотрел на него.
— Вы хотите предъявить ультиматум Тео Тиру?
— Пожалуй. У меня нет особой уверенности, что из этой затеи что-нибудь выйдет, но все же наследник трона — не абы кто. Тео не сможет полностью проигнорировать наше послание.
На самом деле, Барден отнюдь не был уверен в уязвимости медейского короля в том, что касалось наследника трона. Король и его пасынок-принц не питали друг к другу родственной любви. Они не находилось в открытой конфронтации, но смерть одного из них ничуть не огорчила бы второго. Если же говорить о политической стороне их отношений, то особую неприязнь Тео Тира принц Дэмьен заслужил тем, что закрывал дорогу к трону своей сестре, родной дочери короля. Какими были отношения наследного принца и ненаследной принцессы, оставалось только догадываться, но королю принц откровенно мешал.
Однако, попытаться надавить на этот рычаг имело смысл, и Барден не собирался упускать выпавшего ему шанса. Говорили, что Тео Тир в своем роде — благородный и принципиальный человек, и, кто знает, вдруг он решится вытаскивать своего ненавистного наследника из плена любой ценой?
Поэтому, вернувшись в свой шатер, Барден первым делом принялся за составление двух посланий: одно из них было адресовано медейскому королю Тео Тиру, второе — командующему Северной крепостью герру Риттеру. Подобные письма Барден до сих пор предпочитал писать собственноручно, не признавая секретарей. Как магику, ему еще в процессе обучения было внушено почтение к письменному слову, и до сих пор он вкладывал в начертание каждой буквы особый смысл. Смысл этот мог оставаться неясным адресату, но Бардену было достаточно и того, что для него самого письменная речь имела большое значение и большую силу. То же он беспрестанно внушал и Илис.
Запечатав оба письма своей личной печатью и отложив их в сторону, Барден сгорбился, уперев локти в колени, на раскладном походном стуле и задумался. Как бы то ни было, пленение медейского принца — серьезная возможность кардинально переломить ход войны. В последние месяцы Барден уже не был так незыблемо уверен в том, что делал. Медейцы оказались слишком уж крепким орешком, и вот уже почти два года касотские войска топтались вдоль границы, практически не продвинувшись вглубь страны. Бардену удалось прибрать к рукам только долину Северных Ветров, но и в ней не прекращались бои — медейцы не желали так просто отдавать свои земли. Война шла слишком уж тяжело. Раньше, лет десять назад, Барден получал бы только удовольствие от столкновения с сильным и неподатливым противником, но ныне временами он начинал чувствовать усталость и раздражение. Бывали минуты, когда ему даже хотелось кончить все как-нибудь разом. Но кончить войну можно было одним лишь способом: добиться от медейцев признания их поражения, но рассчитывать на это при нынешнем положении дел не приходилось. Свернуть же военные действия со своей стороны Барден, разумеется, не мог.
Он пытался вовлечь в войну магиков, но особых успехов не добился. Магиков было слишком мало. Кроме того, в ближнем бою, в свалке, они были слишком уж уязвимы: опыт доказывал, что при численном перевесе меченосцев меч разит куда вернее и быстрее, чем заклинания. Следовало постоянно заботиться о том, чтобы держать магиков на безопасном расстоянии от противника — а это было неудобно, поскольку у их заклинаний имелся радиус действия, и поделать с этим уж ничего было нельзя. Барден добился лишь одного: в стане противника стали набирать силу слухи о том, что ряды касотцев кишмя кишат колдунами, и спасения от них практически нет. Слухи эти немного порадовали Бардена. Хоть какое-то смятение удалось внести в храбрые души медейских вояк… Но в остальном, на полях сражений магики оказались бесполезны, и Барден оставил их в покое, предоставив им заниматься своими магическими делами.
Теперь, заполучив в свои руки медейского принца, он рассчитывал на то, что Тео Тир ради спасения наследника трона, окончательно откажется от долины Северных Ветров и некоторых прилегающих к ней земель, а так же отведет свои войска вглубь страны. Плохо, что Тео, мягко говоря, недолюбливает пасынка. Еще хуже, что он совсем не дурак, и понимает — сделанная им уступка будет первой, но не последней, и одной долиной противник не удовлетворится. Вот если бы на троне сидела королева Даньела, женщина красивая, но поразительно простодушная… все могло бы быть по-другому. И зачем ей нужно было выходить замуж за своего главнокомандующего?
В чем-то Барден даже симпатизировал Тео. Не очень знатный, отнюдь не богатый, прямолинейный и жесткий, он с головокружительной быстротой поднялся от младшего офицера до главнокомандующего медейской армией — и в этом качестве попал в поле зрение королевы Даньелы. Вскоре тридцатилетний главнокомандующий стал королем, и за одно это быстрое и умное возвышение он заслуживал уважения. Но, по мнению Бардена, Тео был слишком уж жЕсток и упрям — больше солдат, чем политик. Ему не хватало гибкости в мыслях и поступках. Впрочем, ведь и сам Барден предпочитал всегда идти напролом и терпеть не мог обходные маневры. Они двое, пожалуй, стоили друг друга.
Подумав о Тео, Барден вспомнил и о Даньеле, и усмехнулся. Он вспомнил, как двадцать лет назад министры уговаривали его посвататься к медейской, — тогда еще вдовствующей, — королеве, и заполучить в придачу к своей императорской короне еще и корону медейскую. Тогда он не последовал их советам… может быть, напрасно? По крайней мере, без одной войны он мог обойтись. Но что он тогда стал бы делать, чем занял бы свое время? Развязал бы другую войну, вот и все. Себя и свой ненасытный нрав Барден знал. Покоя он никогда не искал. И его никогда не удовлетворяло то, чем он уже обладал. Амбиции его привели к тому, что идея объединения западных материковых королевств под властью одного человека уже много лет не выходила у него из головы.
