Джон Норман - Странники Гора
Я посмотрел на Гарольда и улыбнулся.
– Я тебе благодарен.
– И есть за что, – сказал Гарольд, спутывая ноги своей каийле и запрыгивая в седло. – Без меня ты никогда бы не нашел своего фургона, а я бы ни за что больше не стал тратить время на пустую болтовню!
– Подожди! – крикнул я ему вслед.
В несколько прыжков его каийла выскочила из зала, пролетела следующий, вихрем промчалась по коридору и через секунду исчезла в проеме главного выхода из дворца.
Бормоча проклятия, я рывком развязал поводья своего скакуна, затянутые вокруг колонны, и, на ходу запрыгнув в седло, помчался вслед за Гарольдом, не желая затеряться на улицах Тарии или среди тачакских повозок, заглядывая в каждый фургон и спрашивая, не мой ли это? Я словно на крыльях пролетел через ступени входной лестницы дворца Фаниуса Турмуса и так же быстро оставил за спиной внутренний и внешний дворы, провожаемый изумленными взглядами воинов, едва успевающих отдавать мне полагающиеся командиру приветствия.
Едва выскочив на улицу, я резко осадил вставшую на дыбы каийлу: Гарольд спокойно восседал в седле, с укоризной глядя на меня.
– Такая поспешность, – заметил он, – не подобает командиру тачакской тысячи.
– Пожалуй, – согласился я, переводя каийлу на шаг и приноравливаясь к шагу каийлы моего эксцентричного товарища.
– Я боялся, что не найду без тебя свой фургон,признался я.
– Но ведь это фургон командира, – сказал Гарольд. – Тебе показал бы его любой воин.
– Об этом я не подумал.
– Ничего удивительного, – утешил меня Гарольд. – Ты ведь всего лишь коробанец.
– Но когда-то давно мы все же повернули вас вспять, – возразил я.
– Меня там тогда не было, – заметил Гарольд.
– Это верно, – согласился я.
Некоторое время мы ехали молча.
– Если бы это не задело чувства твоего достоинства, командир, – сказал я, – я бы предложил наперегонки на каийлах.
– Вон, смотри! – немедленно воскликнул Гарольд. – Там, сзади!
Я мгновенно остановил каийлу и, выхватив меч, окинул пристальным взглядом пустынные улицы города и глазницы окон.
– Что там? – воскликнул я.
– Вон там, справа! – крикнул Гарольд.
– Да что там такое?
– Пролом в стене, видишь? – решительно кивнул головой Гарольд. – Кто быстрее?
Я обернулся и посмотрел на него.
– Я принимаю твое пари! – крикнул он, пришпоривая своего скакуна и рывком посылая его вперед.
Пока я развернул свою каийлу, он преодолел уже почти треть расстояния. Не могу передать, как меня это задело. Несчастное мое животное чуть не взлетело, так вонзились мои пятки ему под ребра. Пролом мы с Гарольдом проскочили одновременно, благо ширина его позволила нашим животным не столкнуться друг с другом. Тут же пустили своих каийл обратно и перевели на шаг, дабы выехать через главные ворота-уже под изумленные взгляды стражников – не торопясь, как подобает людям нашего ранга.
Мы безмолвно подъехали к фургонам, и тут Гарольд указал на один из них.
– Это твой, – сказал он. – Мой рядом.
Фургон оказался большим, запряженным восемью черно-бурыми босками. У входа стояли два охранника, а рядом на врытом в землю шесте возвышался штандарт с изображением четырехрогого боска. Шест был выкрашен красной краской – цветом, соответствующим командирскому рангу. В щели под дверью я заметил свет внутри фургона.
– Желаю тебе всего хорошего, – сказал Гарольд.
– И тебе всего хорошего, – ответил я.
Тачакские охранники приветствовали нас тремя ударами копья о щит. Мы ответили поднятием правой руки, ладонью наружу.
– У тебя действительно быстрая каийла, – сказал Гарольд.
– Скорость для наездника – это все, – пожал я плечами.
– Да, если бы это было не так, я бы у тебя вряд ли выиграл, – согласился Гарольд.
– Странно, а я считал, что победил я.
– Вот как?
– Конечно. Откуда ты знаешь, что победа не за мной?
– Ну… я этого не знаю… некоторая доля вероятности действительно есть… – замялся Гарольд.
– Большая, большая доля вероятности, – заверил его я.
– На самом деле, – признался он, – я затрудняюсь сказать, кто победил.
– Я тоже, – согласился я и предложил: – Давай считать это ничьей.
– Пожалуй, хотя все это кажется просто невероятным. – Он помолчал и добавил: – Может, решим это монетой? Подбросим? Орел или решка?
– Нет, – отказался я. – Пусть останется ничьей.
– Ладно, идет, – согласился Гарольд и, усмехнувшись, поднял руку в горианском приветствии: – До утра!
– До утра! – поднял руку я в ответ.
Я смотрел, как он идет между фургонов, насвистывая какую-то тачакскую мелодию. Наверное, маленькая Херена ждет его в ошейнике и закованная в цепи.
Назавтра, я знал, назначен штурм последних убежищ Сафрара и башни, которую обороняют наемники Ха-Кила. Вполне возможно, завтра один из нас или мы оба погибнем.
Я обратил внимание, что боски, впряженные в мой фургон, выглядят накормленными и ухоженными, гривы их расчесаны, а рога и копыта тщательно отполированы.
Я передал поводья каийлы одному из охранников и устало поднялся по ступенькам фургона.
Глава 25 МНЕ ПОДАЮТ ВИНО
Я отворил дверь фургона и остолбенел от неожиданности.
На полу, устланном толстым ковром, под свисающим с потолка заправленным тарларионовым маслом светильником в желтой шелковой накидке стоЭто, конечно, было правдой, она могла говорить по-гориански, но разобрать написанное была неспособна. Впрочем, грамотой не владели и многие тачаки, поэтому на ошейниках их рабов зачастую были выгравированы значки, символически показывающие, кому именно принадлежит данный невольник Но даже умеющие читать или желающие составить о себе подобное мнение нередко рядом со своим именем также ставили личный знак, чтобы разобрать его были в состоянии другие, не владеющие письмом воины. Например, знак Камчака изображал четыре рога боска над двумя скрещенными кайвами.
Я вошел в фургон и приблизился к девушке.
– Не смотри на меня! – воскликнула она, отворачиваясь так, чтобы свет не падал ей на лицо, и закрывая его руками.
Я развернул к себе её ошейник; от него тянулась тонкая металлическая цепь. На девушке был сирик, которого под накидкой я сразу не заметил. Цепь от ошейника свисала вдоль тела, соединялась с ножными кандалами и заканчивалась на вделанном в стену кольце. На тарианском ошейнике девушки были выгравированы четыре рога боска и символ города Коро-ба, который Камчак велел использовать как мой личный знак. Надпись на кольце гласила: «Я – женщина Тэрла Кэбота». Я поправил на девушке ошейник и отошел к дальней стене фургона: хотелось побыть одному и подумать.
