Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома
И страх стал вползать в лютые сердца харсо. Нашими все поле покрыто, а эти как стояли, так и стоят. Не пора ли бежать отсюда, пока сами целы.
Бери-бей. Сотенный
В десятках, сотнях боев и стычек побывал Бери-бей, но такое видел впервые. Его воины, умелые и жестокие, гибли один за другим, но не могли взять жизни ни одного из врагов. Жалкие трусы окружили себя какими-то странными штуковинами, метали стрелы, и ряды воинов таяли. Таяли. Он потерял коня в странной траве, которая пробила копыто его верного соратника. Почти десяток коней попортили. Псы. Его несколько раз крепко приложило стрелой, спас лишь верный доспех, а троюродный брат Умар, не пожелавший сменить дедовскую кольчугу, вылетел из седла, пробитый этим дурацким оперенным дротиком, таким смешным на вид. А он, страшный Бери-бей, еще ни разу за этот день не усладил свой слух хрустом костей под ударом палицы. Ему удалось поймать коня, потерявшего всадника, и он бросился на ненавистный строй вместе со всеми, когда перестали бить стрелы. Но копье, проклятое копье пробило шею коня. Тот, изумленный страшной болью, встал на дыбы, и неукротимый Бери-бей грянулся оземь всем телом. Позор. Харсо был разъярен. Взбросив себя на ноги, он швырнул свое тяжелое тело навстречу жадным копейным жалам, забравшим так много жизней в этот страшный день. И жала радостно потянулись к нему. Он отшвырнул одно копье шитом, два других разнес страшным круговым движением булавы и, оттолкнув уже безопасные деревяшки, грянул щитом в щит обезоруженного копейщика. Тот пошатнулся, и сразу булава рухнула на шлем, вминая его вместе с головой в плечи. Бери-бей радостно заревел и стал щедрой рукой раздавать удары. Не везло тем, кого они доставали. И в эту брешь, поддерживая своего сотенного, вломились харсо, горящие желанием отомстить.
Кавалер Горацио конт Флери
— Не боишься, побратим? — поинтересовался седоусый. — А то я съезжу.
— У меня Дрозды в третьей линии.
— А в четвертой?
— Топоры.
— Ну тогда ладно.
Лагмар. Сотенный
Лагмар был в бешенстве. Теперь до него дошло, что означает «мастер открытых засад». В чистом поле спрятать две сотни воинов. Да какое там две сотни! Он все спрятал. И гребенки эти дурацкие, и доспехи своих воинов, и самих воинов, и это трижды проклятое проклятие любого воителя — лучников. И мастерство своих пешцов спрятал.
Лагмар в ярости ударил кулаком по луке седла. Конь затанцевал от незаслуженной плюхи. Боль отрезвила сотенного. Он не знал, что делать. Он видел, как упрямо и бессильно бросаются его воины на эту проклятую стену из щитов. И не знал что делать.
— Пусть отходят, — бросил Лагмар бунчужному.
— Нельзя отходить, — каркнуло рядом.
Лагмар удивленно обернулся на осмелившегося возразить. Конечно, Мараг. Змея старая.
Высокий.
Сухой.
Одноглазый.
Бритоголовый.
Длинноусый старик.
Прадедова кольчуга с откинутым капюшоном. Малый щит на левой руке. Плеть с шипастым шаром на правом запястье. Древний палаш у пояса. Клювастое лицо, черты которого жестки, как скалы.
— Нельзя отходить. Я бился с такими. Наши отходить станут, те в спину ударят. Спешенных выбьют всех. И конным достанется. С сотню потеряем. Те, — указал плетью на конный квадрат под штандартом, — вдогон пойдут. По разу ударят — полсотни нету. Ударить на них надо. Пока с нами биться будут, наши отскочат. А потом и мы отскочим. Хорошо, если сотни четыре уведем. Наших уже едва три осталось. Хорошо бьются нижние.
«Ах, змей старый. Так он уже на мое место метит. Меня судить вздумал, пес?!»
Рука Лагмара лапнула рукоять меча, и тут он увидел летящий ему в голову шипастый шарик.
И страшная боль взорвала череп.
Сквозь красный туман он видел, как правая ладонь старика разжимается, оставляя плеть, и хватает палаш. Длинная полоса стали с визгом полетела из ножен, и больше Лагмар ничего не видел. Стало темно. Вот так.
Мараг. Сотенный
Мараг вывернул кисть и зачем-то развалил на две половинки взлетевшую в воздух удивленно моргающую глазами голову Лагмара. Сплюнул на упавшие половинки. Ухватил покачнувшееся в седле обезглавленное тело за роскошный красный плащ. Вытер клинок. Спихнул труп под ноги коней. Глянул на второго сотенного. Молодого богатыря, закованного в стальные латы. Тот с удовольствием посмотрел на труп Лагмара. Плюнул.
— Меня слушать будешь — вместе пойдем. Не хочешь — наших братьев сам вытащу.
— Буду слушать, — согласно склонил голову великан. Снял шлем. Черные маслянистые волосы рассыпались по плечам. — Ты старший.
— Ты сказал. Сюда слушай. Возьми своих пять десятков. Впереди поставь в таком же железе, как и ты. Ударь слева.
— Там наши бьются. Через них идти — разгон потеряю.
Мараг удивленно глянул на молодого.
— Ха. Большой и умный. Хорошо. Закричишь им «На вас иду» — поймут. Рассыпятся. Ты этих нижних сильно ударь. За строй их зацепись. Тогда я тебе еще пять твоих десятков пошлю. Сильней еще ударь. Нижние на вас навалятся, наши отскочить успеют.
— А твоя сотня? — ревниво спросил молодой. Не хотелось класть своих воинов. Совсем не хотелось.
— Я и тебя, и тех вытаскивать буду. Пугать их буду. Для них что важно? Строй сохранить.
В это время частый стук в щиты сменился воплем яростной рубки. Неистовый Бери-бей вломился в строй нижних.
— Спеши. Боги капризны, мы можем еще выиграть эту битву. Стой! Как звать тебя?
— Магхар.
— Иди.
Тот пришпорил коня. Пошел.
— Вижу, у вас тут изменения, — раздался вежливый голос.
Мараг кошкой извернулся в седле. Не любил старый воин, когда к нему подходили вот так. Неслышно.
Ни конь копытом не тюкнул, ни уздечка не звякнула а на увале очутились шестеро в накидках глубокого черного цвета. Арфаны. Колдуны. Так их и так. Наниматели. Договор о верности Мараг не собирался нарушать, но и любить этих змеино-коварных не хотел.
— Похоже, Лагмар Рыжий смещен, — проговорил один из них, с интересом разглядывая половинки черепа недавнего предводителя. — Хотелось бы знать, за что?
— Дурак. Вот за что. Гляди туда, арфан. Видишь? Этот дурак без разведки бросил наших на врагов. Теперь мы оторваться от них не можем. Оторвемся — ударят в спину. А потом вообще бежать хотел. За то и сдох.
— А ты, значит, взял, так сказать, командование на себя?
— Ничего я не брал. Просто старшим над всеми ставить надо не того, у кого самый нежный язык, а того, кто лучше воевать умеет.
— Ну что ж. Мудро. Оставим же наш спор. Ты мне лучше вот что скажи. Тебе подмога нужна? Чтобы с этими справиться? — Он небрежно махнул в сторону упрямого пешего строя. — Или сам обойдешься? — и с любопытством уставился на старого вояку.
