Глен Кук - Белая роза
Вот тут она действительно взъярилась. Я не удержался, подглядел. Она долго и бурно разглагольствовала, что она, дескать, не приз в мужских играх и не принцесса из идиотских сказок, вокруг которой должны виться рыцари и совершать кретинские подвиги в ее честь.
Как и Госпожа, она слишком долго правила, чтобы стать теперь обычной женщиной. В глубине души она оставалась Белой Розой.
Так что Ворон себя чувствовал неуютно. Его не выставили впрямую, но намекнули, что для того, чтобы вернуть право голоса, придется потрудиться.
Первой задачей, которую поставила перед ним Душечка, было наладить отношения с его детьми.
Мне было почти жаль его. Он знал только одну роль – крутого парня. А теперь эту роль у него отняли.
– Это все, Костоправ, – прервал ход моих мыслей Одноглазый. – Все. Большие будут похороны.
Большие.
– Мне вести собрание, как старшему из оставшихся офицеров, или ты хочешь воспользоваться правом старшего брата?
– Давай ты.
Одноглазому хотелось тихо страдать. Мне тоже. Но нас оставалось еще десять в окружении возможных врагов. Следовало принимать решения.
– Ладно. Это официальный сбор Черного Отряда, последнего из Свободных Отрядов Хатовара. Мы потеряли командира, и первое, что мы должны сделать, – избрать нового. Потом мы должны будем решить, что нам делать дальше. Кандидаты есть?
– Ты, – ответствовал Масло.
– Я лекарь.
– Ты последний настоящий офицер, что у нас остался.
Ворон начал было подниматься со своего места.
– А ты сиди и молчи, – рявкнул я на него. – Тебя тут вообще нет. Ты дезертировал пятнадцать лет назад, забыл? Ладно, ребята, проехали. Кто еще?
Молчание. Добровольцев нет. И в глаза мне никто не смотрел. Все знали, что не хочу я в капитаны.
– Есть кто против Костоправа? – пропищал Гоблин.
Ни одного голоса. Как чудесно быть всеми любимым. А меньшим из зол и вовсе замечательно. Я хотел бы отказаться, но устав не предусматривал.
– Ладно. Следующий пункт повестки дня – как ноги унести. Мы в котле, ребята. Стража опомнится очень скоро. Нам надо смыться прежде, чем они начнут искать козла отпущения. Выберемся мы – а что потом?
Никаких предложений. Моих братьев потрясло не меньше, чем стражников.
– Ладно. Я знаю, что сделал бы я. С незапамятных времен одной из обязанностей анналиста было возвратить Анналы в Хатовар, если Отряд будет распущен или уничтожен. Нас уничтожили. Я предлагаю самораспуститься. Некоторые из нас взяли на себя обязательства, которые заставят нас рвать глотки друг другу, как только минет общая угроза.
Я глянул на Молчуна. Он встретил мой взгляд твердо. Только подвинул табурет, чтобы оказаться между Душечкой и Вороном. Смысл поняли все, кроме самого Ворона.
Я назначил себя временным охранником Госпожи. Удержать этих женщин в одном отряде надолго – дело немыслимое. Нам бы хоть до Весла вместе дотянуть. До опушки леса, и то счастье. Пригодится каждая пара рук. В худшем положении мы просто не могли оказаться.
– Кто за роспуск? – осведомился я. Это вызвало оживление. Все, кроме Молчуна, оказались против. – Это формальное предложение, – встрял я. – Я хочу, чтобы те, кто выбрал собственный путь, ушли без клейма дезертирства. Это не значит, что мы обязаны разойтись. Я предлагаю лишь официально оставить имя Черного Отряда. Я направляюсь с Анналами на юг, искать Хатовар. Все желающие могут идти со мной. По уставным правилам.
Но никто не хотел отбрасывать имя. Все равно что избавиться от фамилии, которой тридцать поколений.
– Значит, название остается. Кто не желает искать Хатовар?
Поднялись три руки. Все – рядовые, записавшиеся к северу от моря Мук. Молчун воздержался, хотя ему хотелось идти своим путем, в поисках собственной недостижимой мечты.
Потом поднялась еще одна рука – Гоблин запоздало сообразил, что Одноглазый не возражает. Колдуны начали перебранку, и я оборвал их.
– Я не настаиваю на том, чтобы большинство тащило за собой остальных. Как командир, я имею право отпустить со службы любого, кто намерен идти другим путем. Молчун?
Он был членом Черного Отряда еще дольше моего. Мы были его друзьями и семьей. Сердце его разрывалось.
Но наконец он кивнул. Он пойдет своей дорогой, пусть даже Душечка не обещала ему ничего. Кивнули и те трое, что не хотели идти в Хатовар. Я занес их увольнения в Анналы.
– Вы вышли из Отряда, – сказал я им. – Когда доберемся до южной опушки леса, я выделю вам ваши доли денег и вещей. До тех пор будем держаться вместе. – Я не стал разъяснять подробнее, иначе через минуту я повис бы у Молчуна на шее, рыдая в голос. Мы через многое прошли вместе.
– Ну? – Я обернулся к Гоблину, угрожающе воздев перо. – Тебя вычеркивать?
– Давай, – посоветовал Одноглазый. – Избавься от него, и побыстрее. Не нужен он нам. Толку с него как с козла молока. Гоблин оскалился:
– Вот поэтому я и не ухожу. Я останусь; я еще тебя переживу и отравлю остаток твоих дней – чтоб ты еще сто лет мучился!
Я и не надеялся, что они расстанутся.
– Ладно, – пробормотал я, пряча ухмылку. – Ведьмак, возьми с собой пару человек и пригони лошадей. Остальные – соберите все, что может пригодиться. Вроде денег, если еще остались.
Мои братья смотрели на меня, все еще в тупом ошеломлении от случившегося.
– Уходим, парни. Как только лошадей наберем. Прежде чем на нас опять беды навалятся.
Ведьмак – не скупись, бери побольше вьючных. Я хочу унести все, что не прибито гвоздями. Потом были еще споры, разговоры, треп, по официальные дебаты я на этом закрыл.
Я вообще-то хитрый бес – я заставил Стражу хоронить наших братьев. Мы с Молчуном пролили не одну слезу, стоя над могилами Отряда.
– Никогда не думал, что Ильмо… Он был моим лучшим другом. – Теперь я осознал это. Наконец. Тяжело. Я раздал все долги, и ничто больше не удерживало боли. – Он поддержал меня, когда я пришел в Отряд.
Молчун мягко сжал мою руку. Больше сочувствия, чем я мог ожидать.
Стражники отдавали последние почести своим павшим. Их обалдение почти прошло. Скоро они начнут задумываться, что им делать дальше. Могут спросить об этом у Госпожи. Они ведь, по сути дела, остались без работы.
Они еще не знали, что их хозяйка обезоружена. И я молился, чтобы они не узнали, – я-то намеревался использовать ее имя вместо обратного билета.
Страшно даже подумать, что случится, когда разнесется весть о ее потере. В больших масштабах – раздирающие мир гражданские войны. В малых – попытки личной мести.
Когда-нибудь кто-нибудь заподозрит истину. Я хотел держать ее в секрете лишь до тех пор, пока мы не доберемся до границ империи.
