Ольга Голотвина - Два талисмана
Мирвик встал как вкопанный.
— Ой, я дурень! Всем дурням дурень! И ведь не просто приходил, а с «крабом»!.. И признают, и бока намнут!
— Я пойду одна! — решительно сказала Авита.
— Ой, не могу! Одна она пойдет! Ни свет ни заря заявится к циркачам такая вся из себя барышня в красивых ленточках!.. Эх, были бы деньги, я бы знал, что делать…
— Деньги есть! Вот, этого хватит?
Авита извлекла из бархатного мешочка на поясе две серебряные монеты, которые предусмотрительно взяла из корзинки, прежде чем отправить Барабульку в гостиницу.
— А то! И одной хватит! — обрадовался Мирвик. Цапнул серебрушку с ладони девушки и скомандовал: — Сюда, в переулок!
Недолгое путешествие по кривым закоулкам, среди каких-то бочек, подворотен, даже почему-то рыбачьих сетей — и вот уже Авита с удивлением разглядывает огромную деревянную бритву, висящую над дверью в обшарпанный домишко. Такие бритвы над своими лавчонками вывешивают цирюльники… но им-то с Мирвиком сюда зачем?
— Ты что, решил побриться? — не удержалась она.
— Наоборот… Постой вот здесь, под окном. Лучше тебе внутрь не заходить. Но если из прохожих кто прицепится — ори, я сразу выбегу.
— Но тут еще ставни закрыты. Хозяин, наверное, спит.
— Спит, так проснется! — твердо ответил Мирвик. И грохнул ногой в дверь — так, что чуть с петель ее не снес. Выждал — и грохнул еще раз.
— Кого занесло в такую рань? — возмутился из-за двери писклявый голос. — Днем приходите!
— Завянь, скоблилка! Утренний урожай тебе не по душе? Ежели тебе мой мед не хорош, так смотри, устрою: до последнего костра с пустыми сотами будешь жить! А то и скорлупа дымом уйдет!
— Ой, сразу и грозиться… — более мирно отозвался голос.
Загремел засов, дверь приотворилась. Мирвик проскользнул в дом.
Никто к Авите на прицепился, хотя некоторые прохожие — оборванцы весьма подозрительного вида — бросали недоуменные взгляды на барышню в нарядном платьице.
Наконец вышел Мирвик. Дверь за ним захлопнулась, загремел засов.
Авита тихонько ойкнула.
От скул на подбородок парня бежала светлая полоса короткой бородки.
— Клей паршивый, — деловито сказал Мирвик. — До первого умывания эта красота продержится. Но нам там долго не крутиться. Вот сдача… Только хорошо бы еще шляпу купить, широкополую. Тогда уж точно не признают. К тому же, — галантно добавил он, — все будут глядеть на мою спутницу.
— А где здесь можно купить шляпу?
— Рядом живет старьевщик. Мы даже вторую серебрушку не разменяем.
Но разменять вторую серебрушку все-таки пришлось, потому что, пока Мирвик примерял шляпу, Авита приглядела для себя большой веер, белый, с ярко-алой бахромой. Мирвик удивился (вещь совсем не подходила к платью художницы), но ничего не сказал: ее деньги, ей и тратить.
Когда оба вышли из лавки старьевщика, Авита предупредила:
— На всякий случай помалкивай. Все будут смотреть на твою спутницу, да? Уж будут, не сомневайся!
* * *— Мальчишке всего восемнадцать лет! — Зиннибран старался говорить как можно более убедительно, но сам не верил в успех своей миссии. — Он не привык к пирам, он был пьян… Неужели из-за этого он должен погибнуть?
— Восемнадцать лет — это уже не мальчишка, — ровно и холодно ответил Нидиор. — Он уже поклялся на талисмане Джангилара в верности трону… неужели я, Сын Рода, должен объяснять Сыну Клана, что это значит?
Зиннибран отвел глаза. Конечно, клятва, которая стала нерушимой благодаря чарам, сделала юного Волка совершеннолетним. Недавний мальчишка теперь имел право жениться, покупать землю и дома, наследовать имущество. Зиннибран тоже в свое время совершил этот обряд.
Но Лейчар, трогательный юнец, не способный от робости произнести и двух слов…
Арчели, сестра Зиннибрана, проходила Обряд Покорности в один день с Лейчаром. И потом, хохоча, рассказывала, как мальчишка, бледный чуть ли не до обморока, отчаянно кивал головой в ответ на все вопросы короля, а потом героически выдавил из себя: «Да!» И как Джангилар, улыбнувшись, принял такую «клятву»…
— Это все вино, — сделал Зиннибран еще одну попытку спасти юнца. — Лейчар не научился еще пить…
— Никто ему насильно не лил вино в глотку. Все мы пили, но лишь он накричал на Гурби и угрожал ударить его вазой. И ладно бы еще, если бы он заступился за честь женщины! А то столько шуму из-за актеришек… кто они такие, стоят ли того?
— Положим, Раушарни — не актеришка. А Вепря действительно… занесло. Неужели нельзя убедить противников лязгнуть клинками и мирно разойтись?
— Попробую, — пошел на уступку Нидиор. — Но почему мой господин так старается предотвратить поединок?
Зиннибран вспомнил бледное лицо юноши, который в их шумной компании всегда тихонько сидел в углу, словно впитывая чужое веселье. Но сознаться в том, что ему просто жаль Лейчара, Зиннибран не смог.
— Я дружу с его старшим братом Айчаром, он любит и жалеет братишку. К тому же, — добавил он со смущенной улыбкой, — моя сестра Арчели обещала оторвать мне оба уха, если я, как она выразилась, позволю этому секачу растерзать юношу.
— Я поговорю с Гурби. Но все-таки условимся о месте встречи. За старой солеварней, что возле Мелового спуска, — годится?
— Вполне.
* * *Если у Авиты и была надежда подойти к фургонам незаметно, то с этой надеждой ей пришлось быстро расстаться. А Мирвик не удивился, когда их шумной ватагой обступили ребятишки. Они галдели, прыгали вокруг, ходили колесом, клянчили у добрых господ хоть монетку. Сразу стало ясно, что в такой компании можно незаметно разыскать разве что наррабанского слона (если, конечно, в труппе имеется слон).
Других зевак поблизости не было видно, и Мирвик этому не удивился. Аршмирские дети были запуганы слухами о том, что циркачи воруют детей, а взрослые верили примете: будешь якшаться с бродягами — своего дома лишишься. Поэтому аршмирцы охотно глазели на представления, но к пристанищу циркачей не наведывались…
Потревоженные шумом, который подняли дети, к незваным гостям спешили взрослые. Мирвик возблагодарил судьбу за то, что на нем пусть театральный, но все-таки господский наряд: бродягу в старом тряпье здесь могли бы и побить. Уж расспросили бы строго: зачем сюда притащился и что задумал спереть?
А сейчас «человек-пес» (в шапочке с ушами и в штанах с пришитым хвостом, но без забавной раскраски на физиономии) низко поклонился пришедшим и спросил: чем знаменитая труппа Прешдага заслужила такую честь?
И тут Авита доказала, что обладает талантом не только к живописи.
Не ответив на учтивую речь шута, она полуобернулась к своему спутнику и заговорила капризно:
