Марина Суржевская - Я тебя рисую
Странно, но когда я смотрела на Арвиэля, я не видела никаких цветов — совсем, словно для меня он был бесцветным, черно-белым. Его голос, запах, лицо и тело смазывались, не отпечатывались в моем сознании. Он выпрямился, поправил одежду, отряхнул с рукава невидимую соринку.
— Ты ведешь себя глупо, Ева. Со мной лучше дружить, тогда наш союз может стать приятным… для нас обоих.
— Иди ты в задницу к дракону, Арвиэль, — с удовольствием пожелала я, наблюдая, как вытягивается его худое лицо.
— Ты… ты… — он потерял дар речи, а я расправила плечи и пошла обратно.
— Ничего, Ева, — донеслось мне вслед. — Осталось немного. И я научу тебя вежливости!
— Устанешь учить, — кинула я через плечо.
— Это еще не все! — он схватил меня за руку, догнав. — Ты должна рассказать, как арманец смог выбраться и обратиться в дракона! Откуда ты знала, что это случится? Мои маги нашли в подземелье след, магический след! И такой силы, какой еще не видели в жизни! Что там произошло?
— Понятия не имею, — я даже не остановилась.
— Ты обязана мне все рассказать!
— Я уже рассказала. Что не имею ни малейшего понятия, и вообще не понимаю, о чем ты.
— Ты знала, что арманец выбрался из подземелья!
— Мне почудилось. Знаете, девушкам часто чудятся разные глупости. Мне вот, к примеру, чудилось, что Первородные благородны и галантны, и не шантажируют принцесс. Еще мне чудилось, что у меня есть брат, который всегда будет меня защищать. Ой, Ваше Величество, у меня столько разных глупостей в голове, не слушайте, прошу вас! Продолжайте. Так что вы говорили? — Арвиэль стоял, глядя на меня почти с ненавистью. Я мило улыбнулась и пошла к своим стражам. Первородный дернул меня за руку, но Виар и Диас уже стояли рядом, недвусмысленно закрывая меня от Арвиэля.
— Ваше Величество, — очень вежливо произнес Виар.
Первородный дернул уголком рта, снова отряхнул свой расшитый сюртук и, не отвечая, пошел ко дворцу. Я благодарно улыбнулась стражам.
— Кажется, вы нажили себе врага, — расстроилась я. — Арвиэль запомнит это…
— Наша задача — охранять вас, Ваше Высочество, — глядя вслед Первородному сказал Диос, — не важно от кого.
— Спасибо, — я тоже посмотрела на удаляющуюся спину. Настроение было безвозвратно испорчено.
Через два дня в наш дворец прибыли стражи Первородных, целый взвод.
— О, Арвиэль боится, что я сбегу? — насмешничала я.
— Это для безопасности, — бросил Люк.
— Конечно, Ваше Величество, — язвила я. — Смотрите, скоро Арвиэль будет указывать вам, что есть на завтрак, и с кем из фрейлин общаться. По-дружески, конечно! Вы ведь так цените его мнение!
— Ева, прекрати! — побледнел брат, а я развернулась и ушла.
И еще через пару дней я все же вынуждена была отправиться в Оэр. Приглашение прибыло с послом, и было облачено в такую форму, что мы не смогли отказаться. Да и смысла не было: решение принято, так к чему тянуть?
Я покидала Идегоррию с грустью, не зная, как буду жить без любимых зеленых холмов. И в то же время понимала, что и здесь мне уже нет места.
Накануне ко мне пришел Люк. Я уже привычно смотрела в окно, и на его появление не отреагировала.
— Ева, сестренка, — он присел на корточки рядом с креслом, в котором я устроилась с книгой, взял мою ладонь. — Хочешь, мы разорвем эту помолвку, и не будет никакой свадьбы? Я вижу, что ты несчастна, и мне больно смотреть на это. Это я во всем виноват… Хочешь?
Я растрепала его темные волосы со вздохом. Брат сильно осунулся за эти дни — увы, бремя власти оказалось слишком тяжелым для того, кто всего лишь хотел быть поэтом.
— Очень хочу, братец, — я убрала руку. — Но мы не станем этого делать. Ты прав, Идегоррии нужны сильные союзники, а не враги, и это всегда было моим предназначением. Так почему не Арвиэль… Он, или кто-то другой… Уже не важно.
Люк поднялся и отошел к окну.
— Я не хотел тебе говорить, — неуверенно начал он, а я замерла от предчувствия. — Возле Стены наши сторожевые видели черного дракона. Того самого. Он улетел на сторону арманцев и больше не возвращался.
— Это ведь не все, Люк? — догадалась я.
— Да… Наши наблюдатели доложили, что за Стеной собирается армия. Объединенная армия пяти долин. Если Стена не устоит… Не знаю, что ждет нас дальше. Войска уже стоят на подходах к Стене, и мы пытаемся укрепить границы.
— Скажи, Люк… — я тронула его за плечо, и брат повернул голову. — Скажи, Идегоррия действительно принадлежала арманцам?
— Это наша земля, Ева, — он упрямо мотнул головой. — Наша. И если будет нужно, мы снова заточим этих демонов за Стеной.
— Они не демоны, Люк. Они потомки драконов, — я пошла к двери, понимая, что у меня не получается достучаться до брата.
* * *В Ранххар я прибыл ночью. Прилетел. С некоторых пор этот способ передвижения мне удобнее всего. Единственный недостаток, что после оборота я оказываюсь без одежды и оружия, зато так значительно быстрее.
Опуститься пришлось за границей города, не хотел пугать жителей. Дождался стражей и во дворец прибыл уже на вирххаре.
Несколько бессонных ночей меня все-таки вымотали, так что, быстро переговорив с Варлением и отдав распоряжения, пошел в свои покои.
И замер, едва переступив порог.
Запах.
Легкий, почти неуловимый. Только не для меня… Я ощущал его везде: на простынях, на светлой обивке кресла, на шкурах… Запах моей дикарки, моей Евы. И стоило уловить его, внутри все свернулось жгутом, и мне захотелось выть от тоски по ней.
Я собирал этот запах, как помешанный, прижимался лицом, жадно втягивал эту иллюзию ее присутствия. Носился по комнатам, принюхиваясь, как дикий зверь, трогал, прикасался, втягивал воздух, не в силах успокоиться. Потребность ощутить ее, почувствовать, прикоснуться сводила меня с ума. Мне казалось, что я умираю — настолько сильна была эта боль, это невыносимое чувство, словно у меня отобрали самое дорогое, отодрали с мясом.
А потом я увидел отражение в зеркале. Стою на коленях, сжимая в руках ее тунику, и скулю, словно щенок. А на моей спине раскинул крылья черно-красный дракон, будто кровь впечаталась в рисунок, став несмываемой.
Ярость вспыхнула внутри жгучим пламенем, выжигая тоску. Зеркало треснуло и осыпалось осколками, когда я метнул в него что-то тяжелое, первое, что подвернулось. Поднялся, упорно считая свои вдохи и выдохи, заставляя сердце стучать ровнее, а не рваться из груди.
