Журнал Если - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №3 2008 г.
В шестидесятые годы мы знали, каким должен быть мир, способный если и не судить мир Арканара, то хотя бы понять его. Испытывая нравственные мучения от невозможности помочь ему – в исторически короткий срок и без моральных потерь. Так здоровый человек мучается от бессилия у постели безнадежно больного.
В лихие девяностые меня впервые посетила неприятная мысль: вот и Полдню конец. Ушел, так и не наступив. Не нужен он – даже в качестве утопического идеала.
А если мира Полдня больше нет
– отменен ввиду его принципиальной «нерыночности» и оттого крайней вредоносности для подрастающего поколения рыночных волчат,
– то выхолащивается и весь конфликт, на котором держится сюжет Стругацких. Тот Румата – это вовсе не марктвеновский янки при дворе короля Артура.
Первая экранизация «Трудно быть богом» наполнила предчувствие беды щемящей конкретикой. Одно утешало – делал фильм европейский интернационал, куда им понять Стругацких!
***
О новой экранизации за годы ее неспешного осуществления написано и показано по телевизору столько, что, кажется, уже ясно, каким будет этот фильм. А вот о чем он будет – вопрос. Во всяком случае, прочитанный сценарий однозначного ответа на него не дает.
Верю, что фильм Германа многих потрясет, а кого-то и вывернет наизнанку – настолько страшным и безнадежным (по крайней мере на бумаге) звучит приговор авторов человечеству. Ведь самое страшное, что это никакая не другая планета, а хорошо знакомое нам собственное прошлое. Оно легко узнаваемо, и дело не в чешских замках и не в лицах, точнее, рылах, словно с полотен Брейгеля и Босха. Никакой фантастики – достаточно посмотреться в историческое зеркало и не отворачивать взгляда. Если кто забыл, кем мы по меркам Истории были совсем недавно, фильм Германа напомнит, будьте уверены!
Еще страшнее, что, стоит на минуту отвлечься от бытовых подробностей, от антуража, как перед нами встает наше сегодняшнее настоящее. Разве что слегка гипертрофированное.
Короче, с Арканаром все более или менее ясно. Как и с прошлым и настоящим. Мы ведь тоже в шестидесятые годы не про дона Рэбу читали, хотя и не знали тогда, что авторы сначала думали назвать его доном Ребией… Короче, имей мужество не отворачиваться от собственной истории и собственной природы.
Так что фильму «Что сказал табачник с Табачной улицы», вполне вероятно, уготована и благодарная аудитория (вряд ли массовая – не любят массы, чтоб их грузили, а тут нагрузят по самое не хочу!), и восторги критиков, и премии на кинофестивалях. Но, боюсь, истинных поклонников Стругацких снова постигнет тяжелое разочарование. Хотя и несколько иного плана, чем в случае со «Сталкером».
Дело в том, что ответа на главный вопрос – откуда взялся на Арканаре Румата сотоварищи? – сценарий не дает. Нет, Земля латентно присутствует, но что это за планета такая? Авторов подобный вопрос мало интересует.
Румата в сценарии – человек не только без прошлого, но и без будущего. И это при том, что, вопреки моим мрачным ожиданиям, все внешние приметы повести Стругацких в сценарии присутствуют! Их герои, их язык, их детали – и даже часть завязанного ими нравственного конфликта. Но – только часть, отчего он на глазах рассыпается, сбивается, рушится, плодя недоуменные вопросы.
Признаюсь, больше всего я боялся – и одновременно надеялся! – что Алексей Герман, повозившись с явно «не своим» материалом, в конце концов откажется от какой бы то ни было привязки к повести Стругацких и, отталкиваясь от их главной идеи, снимет что-то исключительно свое. Пусть и гениальное – но не по Стругацким, не по «Трудно быть богом». Как в свое время поступил Тарковский с другим литературным материалом. И все были бы довольны – и киноманы, поклонники творчества Германа, и читатели, любители Стругацких. В пользу такого варианта говорило выбранное режиссером название будущей картины – вот уж не Стругацкие так не Стругацкие!
Однако в опубликованном сценарии, вопреки ожиданиям, моих любимых писателей как раз в достатке! Это, несомненно, экранизация «Трудно быть богом». Арканар – вылитый, страшнее не придумаешь, узнаваемы многие сюжетные ходы, реплики, детали. Вот только главный герой, не совсем Румата. Точнее, совсем не Румата. Кто-то иной, произносящий реплики героя повести и даже в большинстве случаев поступающий так же, как у Стругацких. Но почему этот «бог» так поступает и отчего ему так «трудно», – одному богу, видимо, известно.
Румата из повести Стругацких вызывал у нас безусловное сочувствие. Мы мучились и страдали вместе с ним и ломали голову над проклятой дилеммой «вмешательства-невмешательства». К сценарному Румате относишься как к профессиональному бойцу невидимого фронта, заброшенному в тыл врага: уважительно, но никак себя с ним не отождествляя. И сочувствуешь ему лишь в том, что опутали беднягу по рукам и ногам инструкции Центра: такая мерзость вокруг, а «мочить в сортирах» запрещено! Ну, понятное дело, он не выдерживает, срывается, особенно после того, как потерял всех немногих близких ему в Арканаре людей (в сценарии убивают и барона Пампу). И тогда уже начинает убивать всех подряд – целыми улицами…
И у Стругацких это было – но сколько еще сверх того! Румата в сценарии тоже изредка спорит с коллегами – и все, как назло, по писанному в повести! Но слова отобраны такие, что получаются споры профессионалов. Ничего личного, только бизнес.
Одна характерная деталь. С собой сценарный Румата не спорит. Вообще. Никогда. Появится ли в фильме закадровый текст, не знаю. Но сильно сомневаюсь.
Мне вообще непонятно, что будет говорить с экрана Леонид Ярмольник. Обаяния ему, конечно, не занимать, да и выложился актер, как можно судить по эпизодам, показанным по телевидению, на полную катушку. Только главного вопроса это не снимет. Боюсь, мы так никогда и не узнаем, что это за мир, откуда прибыл в Арканар герой Ярмольника.
Со страниц сценария Румата предстает плотью от плоти нашего мира – сегодняшнего, легко узнаваемого. Не самым плохим его «эмиссаром», кстати. Румата по-современному благороден, хорошо натаскан, образован, воспитан. Но сними с него, как и с большинства наших современников, тонкий слой цивилизованности, и окажется он ничем не лучше той «жрущей и размножающейся протоплазмы» (помните, чьи слова?), которую в массе своей представляют арканарцы.
И это не издержки профессии. Разведчик, вошедший в образ настолько, что последний грозит превратиться в сущность, – это у Стругацких. В сценарии заложено нечто прямо противоположное: заданная роль позволила раскрыть то, что и было сущностью. В этом случае конфликт Стругацких отпадает сам собой. И остается не философская, нравственная проблема, а просто констатация факта. Как говорил один из наших донов Рэба: «Оба хуже».
