Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— Мы сидим по правую руку от Данлина. Мы знаем, что он не верит тебе, — проговорило смертельно опасное существо. — Но сегодня мы поняли, как ты важен. Ты можешь быть очень полезен.
— Вас не было в зале Совета, — возразил я.
В качестве ответа женщина погрузила руку себе в шею и вынула оттуда маленького червячка, который ничем не отличался от тех, что составляли саму ее конечность.
— Понятно. Для этого требуется всего один червяк.
— Вот почему они — такие великолепные шпионы, — проговорил Фелисития с явным отвращением.
Женщина и мужчина взялись за руки, и черви начали перетекать от одной фигуры к другой по всей длине рук.
— Янт, — молвил Повелитель, — наш мир — одно из мест, где размножаются Насекомые.
— Думаешь, у Четырехземелья проблемы? — вопросила Повелительница многозвучием своих голосов.
— Тебе стоит увидеть их рои…
— …в брачных полетах…
— …над нашим умирающим соматополисом…
— Их личинки…
— …постоянно голодные…
— А Матка Насекомых…
— …омерзительна…
— Их больше, чем мы могли бы одолеть…
— …поэтому мы пришли в Эпсилон, — закончила Повелительница Червей.
Я чувствовал, что от меня чего-то ждут, и поблагодарил их за информацию.
— Ты должен победить Насекомых, — с неподражаемой уверенностью заявил мужчина.
— Удачи тебе, — одновременно с ним произнесла девушка.
Я содрогнулся.
— Ради всех миров, которые еще не заражены. Если твой мир падет…
— …то из Четырехземелья Насекомые отправятся в другие места.
— Мы не хотим, чтобы это произошло.
— Так что держись подальше от Перевоплощения, — вместе сказали они.
Девушка подняла руку.
— Ты нужен в Ондине.
После этого их тела слились в одно целое. Мы с Фе-лиситией наблюдали, как затем оно рассыпалось и черви расползлись по траве. Они ввинчивались в землю и исчезали быстрее, чем моча в снегу. Последними распались лица и волосы, а несколькими мгновениями позже не осталось ничего, даже следов на лужайке.
— Ненавижу все это. — Фелисития закусил губу и поднял глаза. — А ты разве не уходишь?
Я чувствовал, что меня все сильнее затягивает обратно — черные стены Сливеркей начали расплываться и словно бы таять прямо на глазах. Пурпурный атлас безумного наряда Фелиситии и яркое небо потеряли свой блеск. Я почувствовал облегчение. Я не умер. Я не останусь в Перевоплощении. Я вернусь домой.
— Нет! Не покидай меня!
Фелисития рванулся ко мне, но меня уже почти унесло.
— Прости.
— Скажи императору, что я люблю его! — Он жарко поцеловал меня.
— Прощай.
— Прощай.
— Что? Прощай? Янт! Сейкер, ты слышал — он сказал «прощай».
— Прекрасно.
Бессмертные, находясь на грани жизни и смерти, склонны впадать в панику. Я не могу умереть прямо сейчас! Не могу потерять вечность! Я отчаянно пробивался наружу из теплых глубин самого себя, однако пришел в сознание лишь после того, как Свэллоу, отчаявшись, начала отвешивать мне весьма ощутимые пощечины. Я сел на сбившихся простынях и попытался сложить крылья, но все мои мышцы были слишком расслаблены и не желали мне подчиняться. Молния стоял у окна спиной ко мне, засунув руки в карманы. Я не сомневался, что именно в них исчезли шприц и импровизированный жгут.
Ладно, пусть побудут у него. Я застонал, и Свэллоу, вцепившись мне в плечи, начала трясти меня, словно сито с мукой, — из-за накатившего отходняка это было ужасно неприятно.
— Янт! Ты перестал дышать! Ты пришел в себя?
— Да… Мне нужно несколько часов.
— Мы отбываем немедленно, — мрачно сообщил Молния. Я всхлипнул и попросил, чтобы меня оставили одного, но Молния, видимо, посчитал подходящим наказанием вытащить меня на улицу в такую бурю. — Уже светает, — продолжил он, — так что мы не собьемся с пути.
Он был неумолим, как гончая, почуявшая добычу. Молния намеревался достичь Перегрина как можно быстрее, и я по собственному опыту знал, что теперь его ничто не остановит.
Свэллоу уже была в доспехах и ярко-зеленом плаще. Они с Молнией отнесли меня в конюшню, располагавшуюся позади дома. Там ждал Гончий, уже оседлавший свежих лошадей.
Меня усадили в высокое седло, а крылья заткнули за пояс, но они всю дорогу норовили выскочить и тогда безвольно волочились за мной по земле. Молния повесил мне на спину мой старый выжженный солнцем щит, и сквозь тонкую рубаху я остро чувствовал холод стали. Осознав, что помнить о необходимости держать поводья мне в таком состоянии не под силу, я просто намотал их на запястье, дабы они хотя бы не болтались. Мою запрягли цугом за кобылой Гончего, видимо, чтобы не потерять меня в случае нападения Насекомых.
Широкий меч в ножнах казался мне гораздо тяжелее, чем обычно, и я пожалел, что при мне нет моего ледоруба.
Молния снял со спины колчан, сделанный из конечности Насекомого, и привязал его возле седла, чтобы стрелы были под рукой. Свэллоу подняла голову и пристально посмотрела на него. Он свесился из седла и легонько поцеловал ее в щеку.
С моря дул ужасный ветер, словно стрелами, осыпая нас мокрым снегом. Мы двигались вдоль побережья на север, принимая на себя всю ярость разбушевавшейся стихии. Лошади скользили в грязи и все время пытались свернуть и двинуться в глубь материка, однако Гончий удерживал их на дороге и направлял вперед.
Огромные валы вздымались над прибрежными скалами, без конца обдавая нас солеными ледяными брызгами. Хлопья морской пены оставались на промерзшей земле, а иногда волны вымывали и уносили с собой целые пучки заиндевевшей травы. Соленая вода пыталась захлестнуть сушу и ревела, подобно фюрду, в бессильных попытках поглотить нас.
Со стороны моря мы выглядели, должно быть, как три серых силуэта: Молния, крепко державший свой уникальный лук в одной руке; Гончий с обвязанной шарфом головой и луком, лежащим на коленях; я — безобразно горбатый из-за щита, укрывавшего крылья, и вдобавок скрюченный мучительными рвотными позывами. Моя лошадь содрогнулась всем телом и нервно запрядала ушами, когда впереди показались Насекомые, стаями покидавшие руины Шелдрейка. Молния и заекай подняли свои луки и стреляли по ним, пока стрелы не подошли к концу. После этого они вытащили мечи и продолжили путь с оружием наготове.
Я ненавидел соленый морской ветер, но на сей раз хмурое штормовое утро оказало на меня живительное воздействие — я пришел в чувство и в какой-то момент заметил что улыбаюсь.
Мы миновали указатель, на котором значилось: «Ондин — 19. Авия, Перегрин — 11, 5». Отсюда дорога вела в низину, и теперь грохот волн, бившихся о прибрежные скалы, звучал в некотором отдалении. Мы съехали вниз по пологому склону и оказались в сырой лесистой местности. Ветер утих, хотя я до сих пор чувствовал в воздухе соленый привкус.
