Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – ярл
В голове крутилось что-то насчет пороха в пороховницах, ягод в ягодицах и даже что-то еще, но я заставил рыцаря в себе придавить демократа и сказал галантно:
– Разве наслаждение общением с вами, Даниэлла, не выше, чем гастрономические утехи… что опасно близки к чревоугодию?
Она взглянула испуганно.
– Правда? Я как-то думала…
– А откуда берутся толстухи? – спросил я. – Ягоды сами по себе еще терпимо, но залитые жирными сливками… Да еще если лопать не из какой-то дурацкой вазочки, а прямо из ведра… гм… Кстати, о толстухах, леди Элинор тоже ездит через эту крепость?
Она покачала головой.
– Нет, она последние пятнадцать лет вообще не покидает свой замок. Кстати, она вовсе не толстуха! Все говорят, что она очень красивая женщина.
– Волшебница? – спросил я скептически. – Она ж любой облик примет!..
– Лицо может обмануть, – возразила она, – но руки…
Ее щеки стали вовсе багровыми, взглянула испуганно, но я сделал вид, что не заметил, как она защищает отца, который не стал бы обнимать старую мерзкую толстуху, а если и изменил разок-другой матери, то только с настоящей «Леди Зеленый Клин».
– Жаль, – сказал я нейтрально, – хотелось бы взглянуть на такую великую волшебницу.
Она снова покачала головой.
– Она не великая волшебница, потому и не покидает замок. Зато замок у нее защищен так, что ни один чародей не проберется.
– А они стремятся?
– Да, – ответила она без запинки. – Должны. Говорят, граф Брассиер, который и выстроил замок, собрал уйму старинных вещей, книг, амулетов. Иные привозили из дальних концов королевства! А потомки унаследовали страсть графа к вещам древних, все пополняли и пополняли. Сейчас у леди Элинор огромное богатство…
– Понятно, – сказал я задумчиво, – Кощей над златом чахнет… Похоже, в королевстве уже не осталось диковин, потому для леди Элинор их добывают уже и по ту сторону Перевала. Но это так, предположение свободного художника. Можно ягодку?
Она всполошилась.
– Рич, да кушайте хоть все! Но, может быть, лучше со сливками?
– Взбитыми? – спросил я задумчиво.
– Сама взобью, – пообещала она.
– Эх, – вздохнул я, – задавят меня холестериновые бляшки… Пойдемте, посмотрю, как взбиваете…
По дороге встретили двух щеголей из королевской свиты, оба скривились, видя такое сопровождение у прекрасной юной девушки, но я смотрю свысока и грозно выдвигаю челюсть, намекаю, что никто не доживет до разбирательств перед королем, мгновенная дуэль прямо здесь, если кто пикнет или не так посмотрит, и оба, опустив взоры и поджав хвосты, прижались к стенам, а мы прошли, как ледокол и прекрасная яхта, посреди коридора, а затем через зал в личные покои Даниэллы.
Я молча восхитился чистотой и наивной прелестью большой, но настолько уютной комнаты, что уже и не выглядит залом. Большая кровать у стены, множество ваз с цветами вдоль стен, на подоконниках, столах, специальных подставках и в горшках, что держатся на крюках, вбитых между каменными блоками. Тонкий аромат витает незримо и ненавязчиво, тонкий и чистый, поистине девственный.
Даниэлла торопливо хлопотала с ягодами, зеленые хвостики поотщипывали еще на кухне, я смотрел, как она ловко и с любовью заливает красную пористую горку снежно-белыми пышными сливками, прикинул, что про леди Элинор вытянуть больше вряд ли удастся, но и то, что узнал, весьма и весьма.
Клубника в сливках тает во рту, я лопал с превеликим удовольствием, наконец поставил на стол пустую чашку и поднялся.
– Надо идти, леди Даниэлла. Не пристало молодому мужчине заходить в комнату к юной незамужней девушке…
Она воскликнула:
– Рич!.. Но ты же брат!
Столько чистоты и недоумения было в ее голосе, что я только промямлил жалко:
– Увы, условности… Дженифер, к примеру, не поймет. А нам надо, чтобы она и на тебя злилась?.. Увидимся в обеденном зале!
Леди Бабетта не показывалась на трапезе, однако в течение дня я видел ее не однажды, хохочущую и веселую, всегда окруженную толпой подвыпивших вельмож. Когда раздался гонг на обед, мы собрались в том же зале, снова пусто, лишние кресла убраны, леди Изабелла на одном конце длиннющего стола, я на другом, обе дочери по правую руку от матери, рядом с ними пустое кресло, которое занимала леди Бабетта.
Пес забрался сперва под стол, но увидел, как лакеи несут из кухни и ставят подносы на отдельный столик, вылез и шумно повел носом.
– Сидеть, – сказал я строго, – ты должен и здесь вести себя сообразно воспитанию. Мало ли, что леди Дженифер сморкается в скатерть? Ты – не должен, понял?
Дженифер медленно зеленела в попытках сказать что-то ядовитое, а Даниэлла пару раз взглянула на строгую мать, наконец, сильно покраснев, попросила:
– Можно, Рич сядет ближе ко мне? А то мне далеко…
Леди Изабелла сказала строго:
– За обедом разговаривать неприлично. Впрочем, в виде исключения… сэр Ричард, если вы сами этого хотите…
Я встал, поклонился.
– Постараюсь заменить леди Бабетту. Не обещаю, правда, так же хихикать и поводить плечиком, но мы с милой Даниэллой найдем общий язык.
Дженифер, злая, как три старые кобры, метнула на сестру негодующий взгляд, словно обвиняя в предательстве.
– Да-да, сэру Ричарду ничего больше и не остается, как посидеть на стуле нашей Бабетты. Теперь ей свою любовь предлагают мужчины, прибывшие в свите короля.
Я пересел ближе к Даниэлле, за мной последовал Пес.
– Любовь? – перепросил я и вздохнул лицемерно. – Да-да, трудное дело – любовь. Да и не женское.
Она сердито сверкнула глазами.
– Даже так? Да вы, мужчины, вообще любить не способны!
– Тем не менее, – отпарировал я, – вам менестрель поет только о мужской любви. У него мужчины страдают из-за любви и от любви… Брешет, как думаете?
Она запнулась, посмотрела на меня с подозрением, где же подвох, где стараюсь поймать, сказала с неуверенностью:
– Он мужчина, потому смотрит только со своей колокольни…
– Мужской шовинизм, – подхватил я понимающе, – а пора дамских романов еще не пришла. Я не спорю, дорогая сестренка…
От нее полетели искры, как от кошки, которую погладили против шерсти.
– Не называйте меня так!
– Гм, но я же…
– Это еще не доказано, – сказала она с твердостью. – Вот вернется отец, расскажет… Если и он признает, тогда…
– Тогда что? – спросил я с интересом. – Все равно не признаете, верно?
Она тряхнула головой.
– Вообще-то и отец может ошибаться. В смысле его могли обмануть. Но все-таки, если отец сам назовет вас сыном… это другое дело. Но мы не о том говорим. Я понимаю, что вы воспротивились желанию короля отдать нас с Даниэллой замуж вовсе не из-за братской любви, откуда она у вас, а из желания продемонстрировать свою власть. Верно?
