Александр Прозоров - Клан
– Хозяин на банкете со шведами, – поднялся со своего места толстяк, – беспокойства не выказывает. Либо не знает, либо значения не придал. Подопечный пошел на контакт. Я предложил ему работу в Смольном, чтобы он находился на глазах. Должен согласиться. Хотя пришлось предложить повышенный оклад…
– Я не о том! – Банкетный зал к незапланированной встрече никто не готовил: часть штор была снята, стулья лежали на столах, целясь в потолок лакированными деревянными ножками. Великий сдернул один из стульев, грохнул об пол и опустился сверху. – У нас за один день три черных колдуна к праотцам отправились! Все как один – мертвечинники, все стукачи московские. И это не считая Испанца и Пустынника, что еще раньше по голове получили. Ладно Лука, туда ему и дорога, Кипара и Испанец тихими были – но Готик, Готик! Тридцать лет пасли, туфту подкидывали, доказательства, что нет никого из нас в помине. И тут нате вам: три тушки за день! Что решит Московский Круг? Что мы объявили ему войну? Что на север нужно отправлять карательные отряды?
– Я прошу вас надеть капюшон, Великий, – спокойно возразил Черемуха. – Окна открыты. Вас могут опознать.
– Опознать? – фыркнул глава Круга. – Посмотри по сторонам! Половина магов уже сбежала! Через день они будут целовать пятки Славутичу и Изекилю, молить о пощаде, клясться в преданности и выдавать все наши секреты!
– Я прошу вас надеть капюшон, Великий, – упрямо потребовал толстяк. – Я отвечаю за безопасность Круга и не хочу, чтобы хоть кто-то знал вас в лицо.
– Не считая предателей?
– Предателей в наших рядах пока нет, – покачал головой Черемуха. – И каждый из нас знает: измена – самый ненадежный способ спасения жизни.
– Уважаемый маг знает еще какие-либо способы обеспечения безопасности Круга, кроме моего капюшона? – насмешливо поинтересовался Великий, однако голову все-таки укрыл.
– Знаю, – кивнул лысый толстяк. – Я проверил все убийства и заметил, что концы спрятаны очень хорошо. Нет ни единого указания на то, кто приложил к ним руку. Зато у нас есть молодой и способный мальчик, который уже засветился на взятии Пустынника. Теперь мы засветим его телохранителем кого-нибудь из руководства города и подкинем Москве мелкое указание его причастности к зачистке черных колдунов. Изекиль не может не знать о пророчестве святого Ипатия. Он не может не бояться, что в две тысячи четвертом году с севера явится белый витязь, который не даст возвести на трон дочь восходящего солнца и разрушить Россию. Пусть он считает, что за всеми зачистками этих любителей мертвечины стоит наш юный друг и что мой подопечный и есть тот самый белый витязь. Такая сила для белого витязя вполне оправдана. Пусть боится. Мы подставим мальчишку, по мере сил прикроем его от атак, когда это получится сделать незаметно. Пусть Московский Круг травит его, а мы останемся в стороне. Нас как бы не существует. Пусть Изекиль сперва помучается, пытаясь управиться с мальчишкой. Когда москвичи наконец смогут его убить – то обрадуются, расслабятся и оставят нас в покое. С другой стороны, они же прекрасно знают, что нашей основной задачей был перенос столицы из Москвы сюда и перераспределение сюда же энергетических потоков. Парнишку можно заморочить, заставить предпринять некие шаги с этой целью. Пусть при случае он попытается поговорить на эту тему с кем-нибудь из правительства или засветится иным каким-то образом. Тогда москвичи примут его за главу Северного Круга, опять же уничтожат и успокоятся.
– Да, Черемуха, ты знаешь толк в своем деле, – признал Великий, потирая виски. – У тебя всегда находится выход из самых рискованных ситуаций. Пожалуй, эта комбинация может получиться. Первый вариант использования чужака кажется мне более интересным. Изображать из него главу Круга получается слишком топорно. Лучше сделаем вид, что нас не существует. Вообще.
– Тогда послезавтра я выйду на своего подопечного и повторю свое предложение. Если будет колебаться – увеличу оплату или предложу иные варианты вознаграждения.
– Да, – кивнул Великий, – экономить в этом случае выйдет себе дороже. Только почему не завтра?
– Завтра воскресенье, – пожал плечами лысый толстяк. – Работа представителя администрации в выходной день может показаться подопечному подозрительной. Пусть для мальчика все выглядит естественно и спокойно. Московский Круг все равно не успеет быстро разобраться в ситуации и подготовить ответные меры. Несколько дней в запасе у нас есть.
– Да будет так! – хлопнул ладонями по столу Великий. – Раз Черемуха успел так хорошо продумать каждую мелочь, разрешаю ему на свое усмотрение принимать все решения по этому делу и при необходимости выбирать для себя помощников. Остальных же прошу проявить осторожность. Жестокость Изекиля известна, и действия его могут оказаться самыми неожиданными и опасными. Уходите в глубочайшую защиту и не откликайтесь ни на чьи призывы, кроме моего или Черемухи. Все остальные дела и планы объявляю несущественными. Нужно спасать Круг.
Москва, Кремль, Наркомат тяжелой
промышленности при правительстве СССР.
15 ноября 1941 года. 20:45
Третий секретарь наркомтяжпрома Вячеслав Михайлович Скрябин был мало известен среди политиков и руководителей страны. Он никак не отметился ни во время гражданской войны, ни в кровавых внутрипартийных сварах коммунистической партии; у него не имелось друзей или знаменитых родственников, не было ничьей поддержки – ни политической, ни товарищеской. Он обладал всего лишь одним качеством: высокой работоспособностью. Он не выступал на митингах, не ходил на собрания, никак не распространялся о своем дореволюционном прошлом. Он ни разу не был замечен в употреблении спиртного и совершенно не интересовался женщинами. Он просто сидел на работе, ковыряясь во множестве бумаг, приходящих в наркомат – планы производства, потребности в сырье, в новых станках и квалифицированных специалистах, организация рабкринов, специализированных училищ, строительство подъездных путей, тара, склады обычные, транспортные и промежуточные…
Руководители молодой Советской республики умели говорить красивые слова, многие из них могли ходить в лихие кавалерийские атаки или драться за каждый клочок земли, буквально зубами вцепившись в окопный бруствер – но вот заниматься организацией производства, долго и нудно корпеть над документами, скрупулезно высчитывая приходы и расходы, – этого бывшие комбриги и политруки делать не умели, да и не хотели, испытывая животный ужас перед судьбой канцелярской крысы. Поэтому, когда в только начавшем формироваться наркомате появился человек, который кратко пояснял, что происходит, что и зачем нужно делать и какие распоряжения издавать – за него ухватились двумя руками. Вячеслав Михайлович не делал карьеры – он мгновенно стал правой рукой наркома, каковой и оставался все время. Сперва у Кагановича, потом у Баранова и наконец – у Межлаука. Места для карьерного роста у него не имелось: для фигуры выше третьего секретаря требовалась воля на политические решения, он переставал быть просто исполнителем, превращаясь в политического деятеля. А товарищ Скрябин к этому отнюдь не стремился. Он хотел быть всего лишь исполнителем: он приводил в жизнь указания политбюро, превращая в пачки распоряжений и инструкций то, что отмечалось в протоколах заседаний одной строкой, либо не отмечалось там вовсе никак. А нередко и «забывал» делать что-то, что партия и правительство считали первостепенным, но… Но не могли довести до директоров, райкомов и рабочих училищ, не проведя решения мимо кабинета товарища Скрябина, не получив его подписи и печати и не разослав соответствующих распоряжений по местным отделениям его наркомата. А проследить за истинным смыслом сотен исходящих циркуляров не мог никто, кроме самого Вячеслава Михайловича.
