Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд
Перед ним низкий столик, на широких тарелках пироги, медовые соты, желтые куски кристаллического сахара.
Я с порога отвесил учтивый поклон, Роджер Найтингейл сделал широкий жест, попутно указав на скамью по другую сторону стола.
– Садитесь, сэр Ричард. Надеюсь, вы не против, что поговорим вот так?.. Сэр Эбервиль, вы тоже садитесь.
– Помилуйте, – воскликнул я. – Конечно же, королю столь мудрому и зрящему всех насквозь, вовсе не требуются толпы советников! Сэра Эбервиля вполне достаточно.
Король усмехнулся, его прищуренные глаза зорко наблюдали, как я сел, поза многое говорит о человеке, какой держу морду лица, ведь если я рискнул лично явиться на переговоры, то мню себя великим дипломатом…
Эбервиль присел в сторонке настороженный и осторожный, стараясь не привлекать к себе внимания.
– Итак, сэр Ричард…
Я сидел, выпрямив спину, подчеркивая, что я молод и не имею права разваливаться в кресле перед старшим, смотрел твердо, но почтительно.
– Итак, сэр Ричард, – проговорил король Роджер задумчиво, – вы прибыли как гроссграф Армландии. По дороге вы где-то поймали рыбу святого Икариуса… о которой все наслышаны, но никто не видел. Каждая чешуйка этой рыбы – сокровище! Не говорю уже обо всем остальном. Вы так богаты или… это незнание?
Я поколебался, очень хочется снова соврать в том же духе, что у нас это вроде селедки или вообще килька, но король явно поумнее стражников, я развел руками:
– Ваше Величество, я слишком занят был стяжанием боевых подвигов.
– И не знали про эту рыбу? Я покачал головой:
– Я же рыцарь, Ваше Величество. Мое дело – воинские подвиги. А теперь вот еще и защита рубежей. Я прост и благороден, потому хочу сразу понять: с кем дружить, с кем придется воевать.
Он кивнул, глаза продолжали изучать мое лицо.
– А что вы предпочитаете сами? Я произнес твердо:
– Ваше Величество, скажу откровенно, я хотел бы безопасности на границах Армландии, стабильности внутри и процветания торговли.
– А подвиги?
– Подвиги, – ответил я, посмотрев ему в глаза предельно честным взглядом, – благороднее стяжать, ратоборствуя с исчадиями. Один только Орочий Лес даже не знаю, как чистить будем! Но – надо. Не говорю уже, что вся Армландия в таких местах, куда люди страшатся совать нос. А это ущемляет мое как рыцарское, так и гроссграфье достоинство.
Он кивнул:
– Естественное желание, сэр Ричард. Правда… – Он замялся, рассматривая меня со всем вниманием.
– Что, Ваше Величество? – спросил я настороженно.
– А где заверения в желании железом и кровью укрепить Армландию и продолжить завоевания?
Я отмахнулся как можно небрежнее:
– Ах, Ваше Величество, что упоминать о таких пустяках? Надо будет, прибегнем и к силовым вариантам. Но гораздо важнее укрепить экономическую составляющую.
Эбервиль молча поглядывал то на короля, то на меня, но помалкивал. Пока разговор течет плавно, затычка не требуется.
Король улыбнулся:
– Пустяки? Странно слышать такое от полного сил рыцаря, чьи размеры просто поражают. Да и то, как вы проехали через Орочий Лес…
– В одиночку, – подсказал сэр Эбервиль.
– Да-да, в одиночку, – повторил король. – Мне уже сказали, что ваш конь… гм…
– Непрост, – подсказал Эбервиль.
– Да-да, – снова повторил король, – очень непрост. Мне сказали, что он, возможно, из Древних Коней, а они, считалось, исчезли. Адский Пес тоже служит вам… Что еще нужно для молодого героя, как не совершать подвиги?
– Да я такой герой, – признался я, – что очень хорош на мягком диване.
Они засмеялись, король предположил:
– Тогда… женщины? Я покачал головой:
– Это радости простолюдина.
А Эбервиль сказал многозначительно:
– Это же сэр Ричард, Ваше Величество!
– Да-да, – сказал король, словно вспомнив нечто важное. – Помню-помню. Сэр Ричард, я слышал, что вы весьма строги в отношении женщин. И вообще в вопросах брака.
Когда это он такое слышал, мелькнуло у меня ошарашенное. Впервые же видит, а в Армландии я появился недавно. Обо мне слухи не прошли даже по моим территориям, а уж чтоб за пределы…
– В каком смысле? – спросил я настороженно.
– Обычно, – произнес он с понимающей улыбкой, – у правителя настолько велик выбор невест, что либо не может устоять перед соблазном легкой и доступной похоти, либо использует свои возможности как способ укрепить свое положение. Редкий король в нашем мире имеет одну жену… Или был женат лишь однажды.
Мозг мой разогрелся, стараясь в кратчайший срок решить загадку: король что-то обо мне знает! Но – как, откуда? Сейчас смотрит на меня так, словно видит насквозь. И знает, что я все еще не женат. А в нашем мире это не только неестественно, но даже как бы предосудительно, ибо Господь велел плодиться и размножаться. А кто этого не делает, как бы вне Божьего промысла.
В свое время, приняв слова Завета слишком буквально, Соломон и князь Владимир имели по девятьсот с чем-то жен. Это язычники, что с них взять, но и христианские государи, начиная с Карла Великого, который за короткий период времени сменил шесть жен, с каждой приобретая какие-то области стратегического значения, пользовались женитьбой, как средством приращения земель без войн.
Но важнее иное страшное событие: однажды по Европе прокатилась ужасающая Тридцатилетняя война… Ага, память услужливо подсказывает даже дату: с тысяча шестьсот восемнадцатого по тысяча шестьсот сорок восьмой год, когда Европа буквально опустела. Поля заросли сорной травой, потом кустарником и лесом, в пыль обратились не только села, но и почти все города. И тогда во многих немецких землях католическая и протестантская церкви разрешили уцелевшим многоженство сроком на пятнадцать лет для восполнения населения.
Нет, подсказала память, не просто опустошительная война, что обескровила Европу, но и ужасающая по размаху чума. Вместе они едва не уничтожили всю европейскую цивилизацию. И если бы не это мудрое отступление от христианских заповедей моногамии…
Кстати, хотя папа изначально ограничил действие закона пятнадцатью годами, но этот период длился дольше, а в отдельных землях, где ощущался недостаток народонаселения, растянулся почти на столетие. Вообще христианство демонстрирует поразительную практичность: в нем нет той красивой глупости вроде римской «Да свершится правосудие, пусть даже погибнет мир!». Нет уж, этот мир создан Господом, его надо хранить и беречь, как и человека, кстати. Его тоже создал Господь, если кто забыл.
