Янина Жураковская - Хранители времени
— За враньё и утайки, — двинула ему слева. — За мертвяка, — врезала под дых. — За брата, за друга, за тополь у околицы! — отвесила несколько оплеух, поправила ворот кольчуги и впечатала кулак болвану в переносицу. — За моё тяжелое детство!
Болван ещё немного постоял, а потом медленно, словно неохотно, осел на землю.
Идио задумчиво сравнил два топора.
— Чем больше узнаю людей… — начал он.
— …тем больше мне нравится быть нелюдем, — машинально закончил за него Зима и быстро оглянулся: не заметил ли кто?
Я утёр текущую из носа кровь и стал соображать, что ещё не сделано. Земля всё время куда-то проваливалась, синяки и царапины, прежде не замеченные, горели огнём, вспухшее, похожее на вишневый пирог ухо ныло, но лучше я никогда себя не чувствовал. Добро сново победило зло. Никто не выстоял против силы Хранителей!..
Толстуха подняла голову, оглянулась. Изо рта вырвался тоскливый вой, лицо некрасиво сморщилось, побагровело и крупные слезы градом покатились по пухлым щекам. Брезгливо морщась, я поднял руку.
Яна сердито пихнула меня в бок.
— Саша! Твои принципы!
Я зыркнул на неё и сделал то, что хотел — почесал нос.
— Ой, да хватит выть, отрава!
Ключ тихо звякнул. Тётка, икнув, поперхнулась плачем.
— Хва…тит вы…выть? — переспросила она.
— Вам не интересны ни мы, ни наши друзья, — вежливо сообщил я.
— Ни друзья… — эхом отозвалась толстушка.
Моя ладонь невинным жестом скользнула по воздуху.
— Пойдешь домой…
— Домой…
— Ляжешь спать, утром проснёшься другим человеком, — я снова погладил воздух.
— Другим человеком…
— Вали, — велел я, пытаясь себя убедить, что дома и деревья, в принципе, бывают кривыми, но извиваться на глазах никак не могут.
— Валю, валю, валю, — толстушка покорно засеменила прочь.
Меня шатнуло, перед глазами замелькали звёзды. Яна, поддерживая, обняла за плечи, и стало ясно, что всё закончилось, что больше не нужно никуда торопиться, никого спасать, можно упасть прямо тут… и уснуть…
Небо качнулось, и земля бросилась в лицо.
…и душа чародея, вопя и бранясь, оторвалась от тела и ухнула в дальний астрал.
Вот и спасай мир после этого!
Интермедия. Тёмная сторона
Бивис, баклан, заткнись! Не порти песню!
Из молодёжного фольклора.В парке всю ночь поёт соловей,
Спать не даёт он тёще моей.
Возьму автомат я, патроны возьму,
Пой соловей, ты не мешаешь никому…
Бух! Бух! Бу-бух! Бу-бу-бууух!
Чертог перемещений содрогался от мощных раскатов грома, что прокатывались по нему, множа эхо. Лысый, небритый мужичок в широченных трусах в одной руке держал здоровенную бутыль с мутным зельем, то и дело прикладываясь к ней, в другой — сжимал странный артефакт из воронёной стали. Тот с бешеной скоростью выплёвывал железные шарики. Они ударялись о Жемчужную сферу и отлетали от неё, рикошетя в стены и собравшихся в зале существ, никого почему-то не задевая. («Параллельные автономные аарты с нулевым взаимовлиянием», — объяснил бы Сивер, если бы ему позволили открыть рот).
Сделав последний глоток, стрелок выронил свой «громобой», придурковато ухмыляясь, осел на пол… и Ларвеор испытал небольшой шок. За спиной пришельца возник — капитан поперхнулся, если бы было чем — Кошмар Холостяков, она же Елгрутт них Рюёкка, «железная грудь» (официальное, между прочим, звание) Союза Тролльих Земель. Со сковородой вместо любимого двуручника и в жутком красном халате — но это была она! Та самая, что могла выйти на дракона с голыми руками, после чего дракон смылся бы без шкуры! Та, кого до истерики боялась (простите, немного опасалась) сама Госпожа! Та, в чьём кабинете, по слухам, висел плакат «Мой зять — отродье Света и борются с ним соответственно!» и чьими скромными усилиями дала течь любовная лодка Кристанны и Сивера! Та, что едва не…[44]
Ларвеору захотелось сотворить двойной круг, но он сдержался.
— Бабуля? — серея, пролепетала Кристанна.
— Госпожа Елгрутт в поперечном сечении значительно шире, — возразил Сивер, уныло разглядывая себя в зеркале. Лиловый «фонарь» под глазом делал его похожим на окривевшего енота — увы, лечебным чарам синяки почти не поддавались. — Но сходство, как ни прискорбно, есть. Я предполагал, что хотя бы дальнее Параллелье свободно от этой заразы, однако, беда никого не пощадила.
— Ах ты, панда недобитая! — басом взревела тетка, с неожиданным при её комплекции проворством кидаясь вперёд, выдернула у мужика артефакт и принялась неистово колотить им по защитному куполу. — Лопух ушастый! Глиста в скафандре! Я ж тебе все волосья повыдёргиваю, долбочёсина остроухая, шмакодявка косоглазая! А ну вылазь оттудова! Вылазь, слизняк бледнючий!!!
Искры ворохом сыпались при каждом ударе, купол гудел, как чугунный котёл, но держался. Звери попрятались, ёлки мелко тряслись, барды, пугливо косясь на тётку, жались у стены. Резко протрезвевший мужик на карачках отползал в сторону, мумия, валяясь на полу, талантливо притворялся трупом. Огромный парень с железной головой и багрово горящими глазами хрипло бормотал что-то про больной бок бабы, а смуглый человек, пришедший вслед за железноголовым — барды называли его поваром — просто стоял, скрестив руки на груди. Лицо его ровным счетом ничего не выражало.
— Слизняк, — бесцветно повторил Сивер. Он умел держать себя в руках и с легкостью пропускал мимо ушей оскорбления, на которые кузина отвечала неизменным «поворот-взмах-стряхнуть-кровь-с-клинка». Но едва дело касалось внешности, прославленное эльфийское терпение улетучивалось, как дым. — Ах ты, жаба помойная… — Он медленно поднял руку.
— Не вздумай! Снесешь сферу! — вскрикнула Кристанна, повисая на шее у бывшего мужа. От неожиданности тот уронил зеркало и произнёс словечко, совершенно не сочетавшееся с эльфийской честью. — И не злись, алые пятна на щеках никогда тебя не красили. Послушайте, сударыня, он не хотел вас обидеть…
— Ты-то чё борщехлёб раззявила, лахудра зеленомордая-а?! Сгинь, поблуда!
Кристанна повернулась… и уже Сиверу пришлось хватать за руки разъяренную чародейку, дабы удержать её от развала Жемчужной сферы «молотом» и смежными чарами. Заклятья до пятого порядка сквозь щит проходили без труда, но тролль в бешенстве — это просто «умри всё живое!» и никак не ниже двадцатки.
Повар, приняв какое-то решение, неторопливо подошел к «Елгрутт».
— Успокойтесь, миссис, — вежливо попросил он. — Вы ведете себя…
