Андрэ Нортон - Пояс из леопарда. Тройка мечей
Потом сон мой стал распадаться на отдельные эпизоды, где одна картина сменяет другую без какой–либо логической связи. Во мне звучали слова, сказанные то ли черепом, то ли той женщиной, но что–то изменилось. Не скажу, что чары волшебства ослабли, нет, они по–прежнему крепко владели мной, но во мне стало расти сопротивление этим чарам, пробудился гнев. И я чувствовала, что невидимое вмешательство не даёт мне выполнить то, что приказал череп.
Фасы окружали меня, подталкивали, влекли куда–то по своим тёмным норам. Но того, что произошло потом, я никак не ожидала и не могла связать с тем, что происходило прежде.
Я вдруг поняла, что передвигаюсь по земле, увидела лица, которые показались мне знакомыми, но мозг мой всё ещё был скован заклятьем…
Ну, а затем я полностью пробудилась от сна и обнаружила, что стою на вольном воздухе, и меня обдувает прохладный ветерок, принося знакомые запахи Долины. Рядом стоял Йонан, а с ним ещё кто–то, в старинных доспехах и с огромным топором с двойным лезвием. Тсали тоже был там. А потом снизу поднялись те, кто правил Долиной, — Леди Дагона, Лорд Кайлан, Имхар и другие.
Я зарыдала, и слёзы мои были реальностью, хотя я ещё сомневалась в этом. Но только когда Дагона приняла меня в свои объятия, я наконец поверила, что это не сон.
Глава 2
Барьер, запрещавший мне говорить, рухнул, и я смогла подробно рассказать Леди Дагоне всё, что случилось со мной во сне. Хотя, во сне ли? Это был не сон. Меня действительно похитили, увлекли за пределы безопасной Долины — и всё это с помощью моего предательского второго «я», ибо мне предъявили фигурку, вылепленную из глины. Волосы у неё на голове были моими волосами, тряпица, в которую она оказалась завернута, принадлежала мне. Эта глиняная фигурка олицетворяла древнее зло. Так меня настигло чужое колдовство, сумевшее просочиться сквозь все наши заслоны.
Когда я описала женщину, которая общалась с черепом, Дагона нахмурилась. Она оставила меня в своей обители, охраняемой волшебной силой, взяла свежеоструганную волшебную палочку и очертила подушки, на которых я лежала, большим кругом, а внутри этого круга начертала несколько символов. Она ещё не покончила с этим делом, а меня уже начало неодолимо клонить ко сну. Я как могла противилась, потому что боялась, что снова потеряю волю и сознание, и меня опять утащат, но сон всё–таки сморил меня.
Я вновь очутилась в зале с колоннами и черепом на постаменте, хотя на этот раз и не физически, и вновь увидала ту женщину. Теперь она выглядела иначе, но я была уверена, что это та самая, которая отправила меня в подземные норы фасов и наложила заклятье.
Женщина уже не казалась ни гордой, ни высокомерной, и красота её поблекла, но она по–прежнему внушала страх, хотя и не смотрела в мою сторону и ничем не выказывала, что знает о моём присутствии.
Она стояла перед постаментом, и руки её ласкали череп, как ласкают лицо любимого. На этот раз череп не сиял всеми цветами радуги, лишь в глубине его пульсировало слабое мерцание.
Губы женщины шевелились, она пела или разговаривала. Лицо её выражало страсть более сильную, чем гнев, хотя чувства эти сродни друг другу.
Потом она наклонилась и поцеловала оскаленный бесплотный рот, а затем сделала так, как — я уверена — делают женщины, поклоняющиеся предмету своей любви, тому, кто стал главным в жизни. Она склонилась ещё ниже, и рубиновые соски её обнажённой груди прикоснулись к отвратительному оскалу… Я содрогнулась от такого бесстыдства, но осталась на месте. Что–то удерживало меня здесь, хотя это и происходило во сне.
Внезапно женщина обернулась и уставилась на меня. Вероятно, она знала, что я не полностью освободилась от её чар. Глаза её блеснули злорадством.
«Ну что, заклятие всё ещё держит тебя, не так ли, сестричка?»
Руки её взлетели в воздух и начертали символы, смысла которых я не понимала, но которые сразу сковали страхом мою душу.
«Я славно поработала, сестричка, даже лучше, чем надеялась!»
Она отошла от черепа, и в ней разом затрепетала Тёмная Сила: волосы сами собой встали дыбом и образовали огненное облако вокруг головы, более впечатляющее, чем если бы она надела королевскую корону. Губы её полураскрылись, и их цвет напоминал пятно крови на чистой белой коже.
Она приблизилась на пару шагов и протянула ко мне руки. Глаза её светились торжеством.
«Превосходный инструмент, Тарги! — она на миг обернулась к черепу. — Я думаю, мы ещё повоюем!..»
Не знаю, что она имела в виду, однако намерениям её не суждено было осуществиться, потому что едва эти слова прозвучали у меня в сознании, как всё исчезло: и зал с колоннами, и череп, которого так вожделела эта женщина, и сама женщина. Я открыла глаза и увидела себя в гостиной Дагоны и её саму, стоявшую у меня в ногах. Она осыпала меня сухими целебными травами. Я уловила запахи кил–бея, древнего средства от болезней духа, лэнглона, трилистника, которые очищают разум.
Однако я понимала, что произошло, и сжалась на своём ложе, усыпанном душистыми травами. Из глаз моих полились слёзы, рождённые не только страхом, но и беспомощностью.
Дагона не подавала виду, что опасается меня, но не решалась приблизиться ко мне меньше, чем на расстояние вытянутой руки. Да я и сама держалась от неё подальше, понимая, что моё второе «я» находится в плену Тьмы, самого великого зла в этой жизни.
— Ты спала, — сказала Дагона. Она произнесла это вслух и таким тоном, каким разговаривают с ребёнком, напуганным кошмарным сном.
— Она меня снова похитила, — пробормотала я. — Она может похищать меня, когда захочет…
— Та же самая женщина?
— Та самая! И череп тот же, и зал с колоннами. Я была там же, где и в прошлый раз…
Дагона наклонилась вперёд, глаза её пристально смотрели мне в самую душу.
— Подумай, Крита, и вспомни, всё ли было В ТОЧНОСТИ таким же?
Вопрос был задан неспроста. Я убрала защиту и позволила ей заглянуть в мою память так, чтобы она сама смогла всё прочесть там. При этом меня не оставляло опасение заразить и её притаившимся во мне злом.
Дагона уселась, скрестив ноги, у меня на постели. Растерев в пальцах остатки килбея, она протянула руку и коснулась моих висков.
— Думай! Вспоминай! — уверенно скомандовала она. Я напрягла память, и она прочла всё, что я видела во сне.
Прижав руки к груди, она сказала одно только слово:
— Лайдан…
И добавила:
— И… Тарги.
— Кто это — Лайдан? — я еле отважилась спросить.
— Одна из метисок. Я так и думала, что она до сих пор прячется в какой–нибудь подземной норе. От двух рас, соединившихся в ней, она взяла самое худшее. Мать её из людей. А отец… — Дагона даже вздрогнула. — В своё время по этому поводу было много домыслов и кривотолков, однако до сих пор нет полной ясности. Большинство считают, что отцом её был один из Лордов Холмов, который добровольно подчинился Тьме.
