Александр Гуров - Ученик некроманта. Мир без боли
Вампиры, понимая, что схватка с тем, у кого в руках легендарный кинжал, будет непростой, не спеша рассредоточились, взяли Батури в полукруг и приготовились к бою.
— Кому суждено сгореть, тот не утонет, — прошептал Клавдий, искоса взглянув на Перворожденного. — Сегодня ты сгоришь, Каэль, даже если ради этого мне придется захлебнуться.
— Хватит слов! Убейте его!
— Алекто! — крикнул Клавдий и сорвался с места.
Без магии, без взывания к вампирским способностям, надеясь лишь на силу серебряного клинка, он бросился на ряды собратьев, чтобы вновь стать Братоубийцей. В его голубых, как кристальное озеро, глазах поселился мрак, заплясало черное пламя, ожила всесильная, абсолютная Тьма.
— Ради прошлого, спаси будущее — спаси ребенка! — заорал Батури, накинувшись на Аскольда де Гиро, к которому питал теплые дружеские чувства, и неразличимым движением вогнал ему в сердце клинок.
Аскольд с болью, отразившейся в глазах, посмотрел на своего убийцу и осыпался на пол серым пеплом, а Батури, крутанувшись на одной ноге, выставил перед собой клинок, защитившись от заклинаний, которыми его сполна одарили Высшие.
Услышав слова возлюбленного, Алекто выхватила из рук Каэля девочку, пантерой метнулась к потайной комнате, но не пробежала и десяти шагов. Перворожденный, быстро придя в себя, бросил ей в спину заклинание парализации, и вампирша рухнула на пол, чуть не придавив собой ребенка.
Долорис зашлась в крике. Клавдий, обозленный ее плачем, потерял над собой контроль. Разрубив «смертью Каэля» плеть Хель, без страха окунувшись в магический огонь и невредимым выпрыгнув из него, Батури разъяренным зверем накинулся на очередного Высшего и одним укусом выдрал из шеи своей жертвы трахею, а на прощанье проткнул уже кренившееся к полу тело клинком.
Кричала Долорис и ее плач бушующей ненавистью и злобой оседал в мертвом сердце вампира и вырывался изнутри звериной яростью. Без колдовства и магических щитов, Клавдий, отмахиваясь «смертью Каэля», убивал своих собратьев. Одного за другим. Одного за другим. А Высшие лишь пятились, разбрасывая вокруг бесполезные заклинания; пятились, боясь оказаться с Братоубийцей лицом к лицу.
— Р-а-а!!! — под плач младенца кричал Батури и вгрызался в плоть Высших.
— Р-а-а!!! — кричала смерть с черными, окутанными первозданной Тьмой, глазами.
— Р-а-а!!! — звенел клинок, вспарывая жилы, пробивая глотки, вонзаясь в сердца.
— Остановись! — выставив перед собой безоружные руки, взмолился последний Высший, но Долорис еще рыдала, а Клавдий — убивал.
— Ты сгоришь, — посмотрев на Перворожденного, выдавил из себя зверь, когда тело последнего врага истлело за спиной.
— Скорее ты захлебнешься, — ничуть не страшась обезумевшего Братоубийцы, усмехнулся Каэль и громко выкрикнул: — Воин! Воин!
Клавдий услышал шум позади себя и невольно обернулся. В распахнутых дверях показался неприметный человек в белых, украшенных на груди крестом Гебо,[7] одеждах. Был он долговяз и худощав. Болезненно бледное лицо перепахали бугры оспы, и все равно на нем нашли место багряно-желтые точки гнойных прыщей. В пустых, равнодушных глазах поселились усталость и тоска, боль и отчаяние.
Взглянув на этого слабого, немощного «воина», сжимавшего короткий меч, больше походивший на удлиненную дагу, Батури с трудом подавил смешок.
— Это твое оружие? — с презрением спросил Клавдий, не чувствуя к пришельцу никакой агрессии, скорее — жалость.
Каэль не ответил, а прыщавый воин с важностью ликтора завел лицедейскую проповедь:
— Покайся! Зло, живущее в тебе, должно быть вырвано из груди и растоптано. Боль и смерть, что ты сеешь, должны быть оплаканы и отмщены.
— Мсти, — развернувшись и сделав несколько шагов назад, так, что видеть обоих противников, бросил Клавдий и приготовился к бою.
— Да будет так! — провозгласил воин и, даже не удосужившись подойти, взмахнул мечом.
Клинок разрубил воздух, но Клавдий почувствовал жгучую боль, а на окровавленном, разодранном плаще заалела новая красная полоса. Будь Батури человеком, он бы рухнул замертво, но, и обладая бессмертием, с трудом устоял на ногах.
— Во имя Света и божественного провидения, да погибнут исчадья Зла, да воссияет над ними знак Эстера, знак божественного дара…
Проповедник делал шаг за шагом и, не прекращая, полосовал воздух своим смехотворным коротким мечом. Но каждый этот взмах отзывался в Батури болью, будто били по его плоти. Клавдий пытался защищаться от неведомого колдовства: отбивался «смертью Каэля», окутывал себя магическими блоками и щитами, но ничего не спасало от ударов воина в белой хламиде. И вскоре вампир не выдержал боли и рухнул на пол, как подрубленное дерево.
— Хватит, Носферо! — посмотрев на Батури, корчившегося в луже крови, остановил убийственное шествие своего слуги Каэль. — Думаю, он уже осознал свои грехи…
— Как скажешь, Познавший, — опустив меч, поклонился Некрито Носферо.
— Как? — отплевываясь кровью, выдавил Клавдий. — Как такое… возможно?
— Закон подобия гласит: подобное производит подобное, или следствие похоже на свою причину, — напомнил строчку из забытого многими трактата Носферо.
— Ты хорошо потрудился, — похвалил своего слугу Каэль и подошел к израненному Батури, у которого не было сил даже для того, чтобы подняться. — Клавдий, ты опять выполнил всю грязную работу. Чтобы создать сильный род, его надо создать заново. Иногда проще возвести новую крепость, чем восстанавливать руины. Высших осталось немного. Скоро их и вовсе не останется. Я уже приготовил им смену, но тебе готов оставить жизнь и еще раз предложу разделить со мной власть, быть моей правой рукой, моим Карателем.
— Хорошо, — отплевываясь кровью, выдавил Батури. — Я принимаю предложение.
— Он врет, — заметил Носферо. — Тянет время. Дожидается, когда регенерация возьмет свое.
— Знаю! — отмахнулся Каэль. — Не трать мое время на объяснения, лучше покажи нашему другу, на что способны монахи Познавшего: подари муки его возлюбленной.
— Нет… — прошипел Батури. — Не делай этого…
— Поздно, Клавдий, поздно. Ты уже исчерпал лимит моего доверия. Теперь твой жребий брошен.
Белый монах, испивший кровь Перворожденного, подошел к Алекто, опустился на колени, провел рукой над ее хрупкой шеей и принялся ворожить. Магией подобия он спутал, перемешал внутренности вампирши в невероятном, сумбурном порядке, так, что никакая регенерация не могла их восстановить. Некрито Носферо обрек Алекто на страшную участь: с этого мига любое движение будет причинять ей смертельные муки, от которых не избавит ни вмешательство врача, ни способности вампира.
