Ричард Адамс - Чумные псы
Промозглым лондонским утром, среди дымосвета и чахлотравья, бензостоя, выхлопотока и грязепреставления, он крайне любезно приветствовал Заместителя Министра и Второго Заместителя, которых ввел в кабинет его личный секретарь. Форбс включил освещение в аквариуме с тропическими рыбками, предложил каждому чашечку тепловатого кофе и даже уделил пять минут на ничего не значащую болтовню. Наконец, глянув исподтишка на свои часы, Заместитель Министра сумел-таки навести разговор на Озерный Край.
– Ах да, – проговорил мистер Форбс, точно ему было безумно жаль прерывать из-за такого пустяка светскую беседу, – Озерный Край и эти страшные-престрашные собачки. Как вы думаете, Морис, что же нам теперь с ними делать?
– Ну, Господин Секретарь, как мне кажется, если взглянуть здраво, особой проблемы я тут не вижу…
– Но все же несколько, знаете, неприятно, а?
– Действительно неприятно – в политическом смысле. Однако реальной угрозы заболевания нет.
– Правда, нет?
– Ни малейшей. Господин Секретарь, – подтвердил Второй Заместитель, открывая огонь с левого фланга. – Собаки не могли иметь контактов с лабораторией, в которой проводятся исследования чумы.
– Так, может, нам об этом и объявить?
– Мы считаем, что такое заявление вполне обоснованно и в высшей степени уместно, – ответствовал Заместитель Министра, – однако хотелось бы чуть-чуть повременить, пока вот Майкл не съездит на место и не увидит все своими глазами. Газетчики могут врать сколько их душе угодно, это никого особо не волнует. Мы же не имеем права распространять ложную информацию – даже если никто этого и не заметит.
– Ну хорошо, – успокоился мистер Форбс. – Короче говоря, угрозы заболевания нет, мы заявим об этом публично, а газетчики пускай займутся чем-нибудь другим. А как же быть с побочными эффектами – ответная реакция, знаете, и все такое прочее? Вы же помните, что в следующий четверг дебаты по бюджетным расходам, и оппозиция как раз хотела добиться сокращения затрат на научные программы.
– Вы совершенно правы, Господин Секретарь. Мы также предполагали, что они станут строить свою игру на этих собаках.
– Во сколько, кстати, они начинаются, эти дебаты? – наморщил лоб мистер Форбс. – Вы случайно не помните?
– Дебаты по бюджету всегда начинаются в шестнадцать тридцать, Господин Секретарь, – (ну и Парламентский Секретарь, даже этого не помнит, подумали хором, каждый про себя. Заместитель Министра и Второй Заместитель), – и, согласно предварительной повестке дня, представитель оппозиции будет выступать первым. Обычно он говорит как бы о нецелесообразном расходовании государственных средств, но в более широком смысле подразумевается критическая оценка всех действий правящей партии в целом.
– Брекспир Багвош, член Королевского Совета, уже намекнул мне, что эти песики, видимо, всплывут на дебатах, но не станет же оппозиция только из-за них критиковать нашу политику.
– Отнюдь, Господин Секретарь, просто это лишняя опора для их аргументации. Видимо, после вступительной речи на самые общие темы разговор пойдет о более частных вопросах; тут-то Вагвош встанет и скажет: «В интересах общественного блага я должен привлечь внимание достопочтенных депутатов к конкретному примеру безответственных действий правительства», – и пошло-поехало.
– Да-да, вы правы, именно так он и сделает. Уверен, он обязательно помянет и о Лоусон-парке, и о собачках. Это, конечно, его округ, но ведь и другие депутаты волнуются – и у нас, и в оппозиции.
– Мы представим вам свои соображения в ближайшее время, Господин Секретарь. Как мы полагаем, Багвош начнет с того, что снова поднимет вопрос о лицензии на строительство в Лоусон-парке, потом напомнит о сверхбюджетных расходах на претворение в жизнь рекомендаций Саблонского комитета, а от этого перейдет к разглагольствованиям о халатности – почему собакам позволили сбежать и почему, когда они сбежали, ничего не было предпринято.
– Да уж, так оно, наверное, и будет, и в обычной ситуации мы, конечно, уж нашли бы, что ему на это сказать. Знаете, Морис, в этой истории есть одна вещь, которая мне как-то не совсем нравится, так что уж вы, пожалуйста, придумайте, что на это ответить. Сейчас, знаете, все это дело могут представить так, будто мы вроде как пытались что-то скрыть – я бы даже сказал, пытались скрыть все, – а потом и этого не сумели.
– Я это сознаю, – ответил Заместитель Министра с глубокомысленным кивком, имеющим показать, что он ничуть не меньше Парламентского Секретаря огорчен прискорбной недальновидностью, проявленной его подчиненными.
– Я вот что хотел сказать. – Мистер Форбс оторвался от бумаг на столе и просиял дружелюбной улыбкой. – Сначала у них, знаете, собачки сбежали. Ну ладно, с кем не бывает. Но когда все обнаружилось, эти умники почему-то решили никому ничего не говорить, а главное, потом еще выяснилось, что их собаки нападают на овечек и вообще рыщут по национальному парку, как какие-то там шакалы, – а они по-прежнему никому ничего не говорят. Это ведь ужас как глупо получается, а, Майкл?
– Ну, сейчас это действительно выглядит не вполне разумно. Господин Секретарь, но справедливости ради должен заметить, что поначалу молчание представлялось довольно обоснованной линией поведения. Догадаться заранее, что разразится подобный скандал, было практически невозможно. Куда логичнее было предположить, что собак быстренько пристрелят или что все это закончится как-нибудь по-другому.
– Может, вы и правы, – протянул Секретарь, оглянувшись между делом на рыбок в аквариуме, – а как тогда быть со следующим их прокольчиком? Вот они наконец дали в печать заявление, что от них сбежали две собачки, и надо же дать его как раз в тот самый день, когда в «Ораторе» напечатали о том, что собаки, возможно, заразились чумой! Тут Центр опять возьми и замолчи, не опровергнув этого бреда, и дело выглядит таким образом, будто они специально промолчали про чуму в заявлении для печати. Что же на это-то сказать?
– Обвинение столь нелепо, что не заслуживает ни упоминания, ни опровержения.
– Гм-гм. Как-то они не очень обдуманно поступили, а? – задумался Форбс. – Но больше всего меня расстраивает то, что мы в Министерстве не обдумали все это заранее. Почему это Центр не сообщил нам сразу, что у них стряслось? Почему они полезли в печать со своим заявлением, не дав нам даже на него взглянуть? И почему мы сразу же не прекратили эту вздорную болтовню о чуме и не распорядились, чтобы Министерство сельского хозяйства утихомирило тамошних фермеров? Министр ведь наверняка захочет знать почему.
