Алла Белолипецкая - Орден Сталина
К этому моменту уже половина дома бодрствовала – разбуженная воплями Коли и его друга, – и жильцы могли наблюдать, как визитеры выводили под руки парнишку, одна нога которого была наспех перемотана какими-то белыми тряпками. Второй же парень шел следом, зажав что-то под мышкой, и – улыбался.
– Может быть, хочешь пока покурить? – спросил один из штатских у Николая, когда Мишу усаживали в автомобиль. – А то в машине твой отец курить не разрешает.
И мужчина вытащил из кармана пачку папирос «Герцеговина Флор». Коля уже протянул руку, чтобы взять их, но затем отдернул ее.
– Нет, – проговорил он с явным сожалением, – я решил бросить.
И они поехали в Центральную клиническую больницу имени Семашко. Мишино ранение и впрямь оказалось несерьезным: пуля прошла навылет, не задев кость. Доктор пообещал, что пациента дней через десять выпишут, а пока обработал ему рану и поручил юношу заботам ночной сиделки – которая на вид была одного с Кедровым возраста.
6
Двумя часами позже, когда уже занимался рассвет, Николай сидел на низенькой скамеечке в ванной комнате своего отца – в его кремлевской квартире. Колин отец сидел тут же, на бортике ванны, по эмалированной поверхности которой вовсю хлестала вода: не кипяток, а ледяные струи, источавшие приятную прохладу. Коля успел вымыться раньше, и эта вода вытекала через сливное отверстие; принимать холодную ванну ни отец, ни сын не собирались.
Они беседовали, и так тихо, что Коля, несмотря на свой отменный слух, порой едва разбирал слова, произносимые папой. Шум воды почти полностью заглушал их голоса.
– По-моему, ты рехнулся, – в который раз повторял человек, чьё имя было знакомо всей стране почти так же хорошо, как имя товарища Сталина. – На кой черт тебе нужно было залезать в какие-то кладовки на Лубянке? Ты должен был пройти практику – вот и проходил бы ее! А, впрочем, – он досадливо взмахнул рукой, – я всегда знал, что настанет момент, когда нечто подобное случится. Твоя мать предупреждала меня насчет тебя. Но я надеялся, что ты хотя бы станешь взрослым, прежде чем начнешь выкидывать такие коленца.
– Кстати – о моей матери… – Коля собрался что-то спросить, но отец его оборвал:
– Вот только о ней сейчас не надо!.. – И в папином голосе Николаю послышалась не досада – настоящая боль. – Лучше думай, что ты будешь делать дальше. И что будет делать твой друг. Насчет тебя я, конечно, попробую договориться с Ягодой. В конце концов, ты можешь дать подписку о неразглашении, и, надеюсь, наш славный нарком внутренних дел на этом успокоится. – (Рассказывать папе еще и о том, что случилось с главой «Ярополка» Семеновым, Коля не стал.) – Но вот как быть с Михаилом?
– Договариваться с Ягодой тебе не надо, – сказал юноша, и отцу в его голосе послышались хорошо знакомые нотки: таким же непререкаемым тоном разговаривала когда-то мать Николая. – Завтра ты устроишь мне встречу со Сталиным, и я сам ему всё объясню. Думаю, Иосифу Виссарионовичу будет небезынтересно узнать то, что мы с Мишкой раскопали.
– Устроишь мне встречу со Сталиным! – передразнил Колю отец и так рассердился, что перешел на громкий – почти театральный – шепот: – Ты кем меня считаешь? Господом Богом? Сначала я должен вытаскивать вас, сопляков, из-под носа у агентов Ягоды, а теперь ты просишь меня устроить тебе встречу с Хозяином!.. Ты уж сразу скажи: может, тебе заодно полет на Луну организовать?
– А что, это проще, чем добиться аудиенции у Сталина? – поинтересовался Коля.
У его отца возникло огромное желание вмазать наглому щенку по физиономии, но сделать это он был не в силах. Слишком уж походило лицо Николая – невероятно красивое, будто светящееся изнутри – на лицо той женщины, которую сталинский сановник когда-то любил и боялся больше всех на свете.
Николай явно понял, какие эмоции обуревают его отца, и произнес – стараясь, чтобы голос звучал помягче:
– Не волнуйся, пожалуйста, папа. Просто скажи товарищу Сталину, что мне нужно переговорить с ним по делу государственной важности. А если он спросит, по какому именно делу – ты знаешь, что ответить.
Глава 15
Конец Игры
25 июля 1935 года. Пятница
1
Должно быть, они поджидали его. Выйдя из почти пустого по случаю летних каникул здания МГУ на Моховой улице, Коля заметил сначала одну черную легковушку с номерами НКВД, потом – на некотором отдалении – другую. Николай только что побывал в химической лаборатории университета, где один-единственный не ушедший в отпуск лаборант провел по его просьбе кое-какие химические исследования. Не идти же было с пустыми руками на прием к Хозяину! Коле и в голову не пришло, что этого приема может не случиться вовсе и что специалисты с Лубянки выследят его гораздо раньше.
Едва только Скрябин вышел за университетские ворота, как обе машины тронулись с места. Коля хотел было повернуть назад, возвратиться на территорию университета и там попробовать скрыться, но слишком уж хорошо он был виден сейчас из легковушек. Ему могли просто выстрелить в спину; живым он был не только бесполезен для чекистов, но еще и крайне опасен. Умирать вот так Николай не собирался.
По правде говоря, умирать ему не хотелось вовсе. Он любил жизнь и знал, что она не наскучит ему, даже если удастся прожить еще тысячу лет. Да и теперь у него была альтернатива: сдаться на милость своих врагов. Но слишком уж ясно он понимал, что это было бы лишь временной отсрочкой смерти – чудовищной отсрочкой, худшей, чем сама смерть. Николай помнил, что сделали с его несчастным двойником – расстрелянным узником: униженным, исхлестанным ремнями. И не мог допустить, чтобы и с ним самим сотворили то же самое. Только не с ним.
Выйдя на Моховую, Коля пошел не к станции метро «Библиотека имени Ленина», как собирался вначале, а в противоположном направлении – к улице Герцена, надеясь, что там будет поменьше народу. И ничто не помешает ему привести в исполнение свой очередной – теперь уже последний – план.
В нагрудном кармане рубашки у него лежала, завернутая в плотную бумагу, надорванная пачка папирос «Беломорканал» – та, из которой извлекали материал для химического опыта. Одну папиросу Коля вытряхнул себе на ладонь, но прикуривать не спешил: он не знал, сколько времени проходит между моментом вдыхания инфернальной отравы и появлением неодолимого желания покончить с собой. Николаю же требовалось как минимум полминуты, чтобы завершить все свои приготовления.
«Полминуты я еще могу подождать!» – почти с восторгом подумал он.
2
Анна Мельникова сидела в крохотной квартирке, куда поселил ее Скрябин, и мысленно повторяла слова всех известных ей молитв, порой пропуская целые куски, порой добавляя что-то своё. Ничего иного, кроме как молиться, ей не оставалось.
