Ирина Анненкова - Мой личный чародей
— О, благородные эльфы! — мой голос прозвучал неприлично звонко. — В вашей воле проявить снисходительность и простить тех, кто, не зная эльфийских обычаев, нечаянно, вовсе не желая того, нанес вам оскорбление! А, может быть, древняя мудрость Перворожденных поможет вам отрешиться от сложившихся предубеждений, и вы выслушаете послов великого князя. Возможно, вы не сделаете ни того, ни другого… я прошу вас только об одном: окажите мне честь, не разлучайте меня с теми, кого я люблю! Я принимаю их судьбу на себя.
Шум в зале стих. Эльфы смотрели на меня с растерянностью и досадой. Я прекрасно понимала, что они должны были чувствовать: очень непросто выбирать между долгом чести и старинной враждой, между традицией и традицией. А я предложила им сделать именно такой неприятный выбор.
Время словно застыло. Казалось, воздух начинал потрескивать от напряжения. Но, чем дольше длилось молчание, тем сильнее становилась моя надежда на то, что трагедия не произойдет. Моя душа корчилась от стыда и неловкости — что может быть гаже, чем играть на чувстве благодарности за спасенную жизнь? Впрочем, сама-то я вовсе не возражала, когда Радош проделал похожий фокус со змеевихами… ну, у меня и выбора особого не было.
Наконец Эрвиэль отмер и пристально посмотрел на меня. Правитель полностью овладел собой, и его обычно живое лицо было бесстрастно, словно у изваяния. В его глазах я не увидела ни гнева, ни раздражения — только откровенное сожаление и, как мне на долю мгновения показалось, совершенно детскую обиду. Моё сердце стукнуло и замерло; воздух в груди превратился в глыбу льда. Я поняла, что настало время для решающего Слова.
Вдруг черноволосый эльф вздохнул, перевел взгляд на стоящее позади меня посольство и едва заметно приподнял уголки рта в намеке на светскую улыбку.
— Высокородный князь Гордята Добромир! Я, Эрвиэль Веларди Эр-Грай, Правитель эльфов, приветствую вас! Прошу простить за недоразумение — мы оказались не готовы к такому повороту событий, и вы застали нас врасплох. Ещё раз приношу извинения за недостойную реакцию. Я принимаю ваши дары и выражаю свою благодарность. Думаю, что в сложившейся ситуации нам стоит взять небольшую паузу. Сегодня на закате солнца прошу вас со свитой пожаловать на торжественную трапезу в вашу честь. Мастер Эстелиэль проводит вас в парадные посольские покои. Мастер…
Вежливо поклонившись князю Гордяте, Эрвиэль махнул главному мастеру церемоний. Невозмутимый Эстелиэль, который всё это время спокойно простоял в нескольких шагах от злополучного посольства, словно ничего из ряда вон выходящего и не происходило, в свою очередь чопорно поклонился, а затем торжественно возвестил:
— Дорогу посланнику Синедолии!
Две дюжины стражников, повинуясь движению пальцев старого эльфа, выстроились у распахнутых дверей, собираясь сопровождать посла и его свиту в посольское крыло Дома Правителей. После всего, что произошло в зале приемов, вооруженная до зубов стража больше всего напоминала конвой, а уж никак не почетный эскорт. Однако я знала, что это просто дань традиции, и любое официальное посольство было вынуждено "наслаждаться" никому не нужной охраной.
Правитель кивнул, и мастер церемоний учтиво произнес:
— Прошу следовать за мной.
Ошеломленный князь Гордята немного помедлил, а затем дернул головой, что при желании можно было истолковать как поклон, резко повернулся и затопал за эльфом. Ратники двинулись следом. Рядом со мною остались стоять только Дар и Радош. Всё понятно, без меня они этот зал не покинут. Но и я не могла уйти с ними просто так. Подойдя вплотную к задумчивому Правителю, я легко дотронулась до его плеча и прошептала: "Спасибо тебе, Эрвиэль! Теперь я твоя должница". Темноволосый эльф недоверчиво моргнул, а затем усмехнулся и коротко поцеловал — словно клюнул — мою руку, лежащую на его плече.
— Иди с ними, — негромко сказал он. — Не бойся, вам никто не причинит зла.
— Благодарю вас, Правитель, — ответила я, стараясь не замечать стоящего в шаге от меня Лансариэля, чье лицо застыло, словно ледяная маска. А потом я повернулась к Дару, бесстрастно наблюдавшему за моей беседой с черноволосым эльфом, и к радостно ухмылявшемуся Радошу, подхватила парней под локти и повлекла вслед за князем Гордятой. Традиции традициями, но всё-таки со стражников я глаз нынче не спущу!
Глава девятая
"Я самый добрый человек на свете. Если найдется кто-то добрее меня, то я его убью и снова стану самым добрым".
(Добрый молодец)
Изысканный Дом Правителей, конечно, не шел ни в какое сравнение с гигантским серым замком Долины Драконов или с монументальной Дырой, однако до посольских покоев, расположенных в его восточной башне, идти было порядочно. Вслед за величественным Эстелиэлем мы миновали череду залов, поднялись по мраморному кружеву одной из многочисленных лестниц, прошли широкой крытой галереей и, наконец, оказались перед широкой двустворчатой дверью гномьего производства, за которой и располагались комнаты для высокопоставленных гостей.
Всю дорогу Гордята Добромир раздраженно сопел, но шагал молча. Видно, приберегал свой гнев на потом. Вот когда рядом не будет толпы до зубов вооруженных стражников и прозрачного от старости невозмутимого эльфа, тогда-то он и скажет все, что думает об этих наглых Перворожденных и их так называемом гостеприимстве! Хмурые ратники уверенно держали строй, бдительно прикрывая своего князя широкими плечами. Радош беззаботно пялился по сторонам, любуясь внутренним убранством эльфийского замка. Краем глаза я видела, что Дар смотрит на меня, не отрываясь и почти не моргая. Его рука под моей ледяной ладонью застыла словно каменная. Я так старалась глядеть прямо перед собою, что, поднимаясь по лестнице, запнулась на первой же ступеньке. Дар молча поддержал меня под локоть, не давая упасть; его теплая сухая ладонь почти до боли стиснули мои дрожащие пальцы.
Больше всего мне сейчас хотелось оказаться в своем домике, подальше отсюда, закрыть дверь на засов, забраться в постель и укрыться с головой одеялом. Вот ведь глупость какая! Я так ждала своего чародея, так по нему тосковала — но чего бы я только не отдала за то, чтобы отложить неминуемое объяснение. Как же я боялась, что не найду нужных слов, а больше всего, наверное, того, что услышу их сама! Какие бы решения я ни приняла прежде и как бы ни была уверена в том, что собираюсь поступить правильно, мне было совершенно невыносимо думать о том, что нам предстояло друг другу сказать. Более того, каждой клеточкой своего тела я ощущала, как с каждым шагом, с каждым взглядом, с каждым вдохом моя решимость и убежденность в собственной правоте тает, словно туман на солнце.
