Галина Романова - Чара силы
— И Велеса, — добавил Падуб.
— Велеса? — опешил подбежавший Стривер.
Перебивая друг друга, Падуб и Даждь рассказали ему о том, что случилось в подземельях Пекла и какую роль сыграл во всем этом Велес. Выслушав, Стривер заметно помрачнел.
— Мы ничего не знали, — тихо ответил он[7]. — О, если бы ты приехал чуть раньше. Ведь Перун поклялся, что сдерет с Велеса шкуру и повесит ее на главной башне.
Обратно возвращались в молчании. Стривер не стал вдаваться в подробности относительно того, что на самом деле случилось в замке, пообещав рассказать потом, когда будет более подходящее место и время, но Даждь заявил, что ему придется долго ждать.
— Я по примеру Смаргла здесь не останусь, — сказал он. — Бели хочешь помочь, сыщи для нас со Златогоркой тихое место, где никто не будет нам докучать. И… ты ничего не слышал о Живе?
— Я! Я слышал, — воскликнул Гамаюн, вприскочку нагоняя братьев. — Доверься мне, Даждь. Я все для тебя сыщу!.. Да что там сыщу — уже нашел! Есть такое место!
И, не дожидаясь, пока Стривер найдется что сказать, Гамаюн затараторил, захлебываясь словами.
Еще совсем недавно граница Ирия пролегала гораздо ближе, но за последние двадцать лет она отодвинулась далеко на юг. В результате многие заставы, раньше стоявшие на самом рубеже, оказались в глубине земель и стояли заброшенными. На одной из них поселился с женой Смаргл — там поблизости протекает река. А другую облюбовал Гамаюн.
— Высокий холм, леса, берег моря, — расписывал он, — недалеко проходит прямая дорога сюда… И там тебя кое‑кто ждет!
Это последнее оказалось заманчивее всего остального, и Даждь согласился, не дослушав.
* * *На следующий день три всадника отправились вслед за Гамаюном. Не переставая болтать, сын Сирин летел чуть впереди, порой садясь на дорогу и поджидая людей. Перескакивая с одного на другое, Гамаюн перечислял свои зимние приключения. Его болтовня отвлекала Даждя от грустных мыслей о последних событиях в семье, да и дорога в самом деле оказалась короткой, а потому всадники сами не заметили, как выехали из рощи прямо к высокому гладкому холму, сбегавшему к морскому берегу. С боков его окружал лес, а на вершине стояла старая застава. Дом казался таким уютным, а окружавший его тын таким надежным, что сразу всем понравился.
Оставив спутников внизу, Гамаюн взлетел к тыну и приземлился во дворе. Немного погодя он по–хозяйски гордо вспорхнул на забор, а тесовая воротина отворилась, приглашая въехать.
На дворе стояла невысокая статная женщина с рыжей толстой косой на груди. Взглянув на нее, Даждь ахнул, соскакивая с седла:
— Жива?
Женщина бросилась к нему в объятия, заглядывая в лицо и лаская длинные кудри.
— Ты? — улыбалась она. — Мне Гамаюн сказал, чтоб встречала, а кого — промолчал! Проказник!
Она оглянулась на полуптицу, которая с важным видом смотрела по сторонам.
Златогорка и Падуб спешились, и пекленец повел •ставить лошадей. Жива провела гостей в дом.
Уже там, сидя за столом и пробуя наскоро приготовленное хозяйкой угощение, Даждь заметил в Живе перемены. Она всегда была стройной и даже немного худощавой, но теперь показалась раздобревшей — видимо, и на ней сказались годы.
— Ты одна здесь живешь? — спросил он.
— Гамаюн залетает, вести приносит, а так одна, — ровным голосом ответила хозяйка. — Уж второй месяц идет, как одна. Коль помехой не буду, так живите. Тебя я знаю. — Женщина обернулась к Даждю. — Ты не похож на свою родню.
— Что? — спросил Даждь. — Наши чем обидели?
— Тяжелая я. — Жива прижала руки к животу. — Четыре месяца уже. Я ведь все в девках…
Даждь отставил кружку.
— А он кто?
Но Жива только подняла на него умоляющий взор.
— Не гони меня…
Златогорка и Падуб так и вскинулись при этих словах. Но Даждь спокойно взял кружку, допил и поставил ее на стол.
— Это не ты, это мы у тебя приюта просить хотели, — ответил он.
Жива благодарно улыбнулась, пряча глаза, и Даждь мысленно обругал себя за то, что не сдержался — в первый же день подарил Златогорке колечко, найденное им в пещерах Змеихи. Не ей, счастливой подле мужа, носить его, а Живе, бережно носящей под сердцем дитя того, кто спас Даждя в Пекле. Он подошел к сестре и обнял за плечи, успокаивая.
* * *Златогорке не померещилось — она и в самом деле понесла в первую же ночь и носила дитя, считая до долгожданных родов дни.
По осени пришла пора рожать Живе. Не желая тревожить другую будущую мать, она перед самыми родами вернулась в замок.
В начале зимы, когда снега засыпали все вокруг и берег залива сковало Льдом, Златогорка дохаживала последние дни. В то же время отряды наемников Кощея тайком пробирались к границам Ирия.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Играя с ветром, Гамаюн кувыркался в поднебесье. Тяжелая снеговая туча медленно брела мимо. Ураганный ветер гнал ее прочь, на запад, а огромная пепельно–серая птица отважно сражалась с ветром, то ныряя в него, как в бурный поток, то отдаваясь на милость его порывов. Иногда, сложив крылья, Гамаюн падал к земле, но над самыми верхушками деревьев вновь выравнивал полет и ухитрялся переворачиваться через голову. Он не боялся ветра и гордился этим. Его залихватские крики неслись вдаль и на земле не были слышны.
Трое людей, стоя на высоком тесовом крыльце, смотрели на полуптицу, запрокинув головы. Падуб только что вернулся с охоты — проверял ловушки, — но сложил добычу у ног и забыл о ней. Он уже узнал столь много об этом мире наверху — недоступным, загадочным и манящим оставалось только небо.
Даждь бережно поддерживал Златогорку за плечи. Женщина обнимала мужа, другой рукой накрыв большой высокий живот. Младенец чувствовал настроение матери и толкался, просясь наружу. Родители не сомневались, что будет сын, и выбрали первое, детское, имя — Прострел. Ему уже подходила пора появляться на свет — радостного события ждали со дня на день, но разыгралась буря и завалила снегом дорогу к замку. Ехать с женщиной, ожидавшей родов, по снежному бездорожью было опасно, а потому решили ближе к сроку позвать кого‑нибудь из знахарок. Собственно говоря, Даждь собирался выехать сегодня — ждал только Падуба, которого хотел оставить подле жены.
Гамаюн издал еще один воинственный клич и воспарил в небеса, распарывая их словно серо–голубая игла. Он завис в вышине, трепеща крыльями и поднимаясь все выше и выше — его силуэт таял в небе.
— Возвращайся! — закричала первой Златогорка и, охнув, схватилась за живот — младенец отозвался на крик мощным ударом.
Даждь подхватил жену, но она уже оправилась и улыбалась ему.
— Давай назад! — закричал и он, призывно махая рукой.
