Владимир Лосев - Месть Демона
Последняя мысль, которая у меня появилась перед забытьём, была примерно такой…
«Как хорошо, что это случилось. Ничего больше не надо, не стоит никуда спешить, и, наконец, исчезнет эта невыносимая боль в сердце…»
Из груди вылетел вздох облегчения. …
Меня поглотила тьма, пустота, и тишина, в которой терялся мой голос…
Кажется, все-таки что-то закричал от страха! Трус!!!
Сколько меня не было, я не знаю. Пока в жутком непроглядном мраке кто-то горько не прошептал — я умер…
И следующая мысль:
«А кто это говорит? Если это я, то получается, что все еще жив?
И в моем теле ощущается какая-то боль…
Разве вместе с телом мы не теряем и болевые рецепторы?
Неужели живой?!»
Я неохотно открыл глаза и увидел, что сижу в метрах в тридцати от дома на теплом асфальте у противоположной стены, целый и относительно невредимый. Кое-что конечно во мне было не так.
Невыносимо болели руки, особенно там, где были сорваны ногти и мякоть с кончиков пальцев. Не зря выдирание когтей когда-то считалось страшной пыткой. Древние были правы, терпеть такое почти невозможно, я бы все рассказал, что знаю, лишь бы прошла эта боль.
Но, увы, меня никто ни о чем не спрашивал…
С лица капала кровь, я ободрал его об кирпичную кладку. На футболке и джинсах расплывались пятна крови, в основном от многочисленных царапин, да торчали клочья разорванной одежды.
Меня, вероятно, протащило десяток метров по асфальту, или по кирпичной стене…
Я поднял голову вверх, вот чернеет мое полуоткрытое окно, рядом лестница… падать оттуда довольно высоко. Нормальному человеку выжить, если сорвется.
Но я жив, похоже, мое второе «я» в очередной раз не позволило мне умереть, взяв управление телом на себя.
Как-то сумело остановить падение, найти опору для руки и ног и благополучно спуститься. Или просто покатилось вниз, прижимаясь к стене, тем самым, гася скорость? Но тогда почему футболка и джинсы относительно целы, а не превратились в разорванные тряпки? Я еще раз посмотрел вверх и успокоился.
Объяснить это невозможно, не нужно, да и некому…
Но мое уважение к тому, что живет во мне, еще больше возросло, как и отвращение к самому себе.
Я вздохнул, ощупал себя кровоточащими руками, пытаясь понять, в каком нахожусь состоянии. Переломов нет, следов падения с большой высоты не имеется. Глаза на месте, рот тоже, губы, правда, разбиты и тоже болят…
Я облизал пальца там, где были сорваны ногти. Глупо, но это помогло, боль стала постепенно уменьшаться. Даже начал немного соображать. Падение-падением, но если остался жить, нужно выбираться отсюда…
Я встал и пошел к проходу. Замок и цепь на дверях были теми же, ничто за время моего недолгого отсутствия не изменилось. Кусок проволоки, которой открывал замок в прошлый раз, валялся под ногами.
Я воспользовался им в очередной раз. Открыл, вышел, вернул цепь и замок на место, потом метнулся молнией к кустам по всем правилам уже привычной конспирации. В крови все еще кипел адреналин, да и боль еще не прошла, поэтому движения казались судорожными и неуклюжими.
Я, пригнувшись, пробежал вдоль деревьев, прячась за кустами, стараясь не шуметь, и снова обнаружил на том же месте у подъезда все ту же темную иномарку. Теперь я ее заметил сразу, даже без красного огонька сигареты. А ведь я ее уже видел у спортзала. Получается, что никого в ней не убил? Или уже другие люди в ней?
Я обогнул ее по большой дуге, скрываясь в тени отбрасываемой деревьями. Добрался до выхода со двора в небольшой проулок, а уже с него перебрался на темную соседнюю улицу. Фонари здесь никогда не горели, то ли их каждый день били местные ребята, то ли у электриков не находилось времени на то, чтобы сменить лампочки на малолюдной улице.
Но в данном случае мне это было на руку. И еще я подумал о том, что именно тем и нравился мне всегда мой двор, он имел выходы на все параллельные улицы.
Если сумел выйти из дома, то дальше все становилось очень простым, проходов много, а я знал их, потому что еще мальчишкой исползал все, включая подвалы, крыши и заборы.
Как только адреналин улетучился, в голове снова зашумело. Руки затряслись мелкой дрожью, и мучительно захотелось пить, хоть ощущение, что еще немного и вода польется из меня, как из пробитого ведра, никуда не исчезло.
Мне бы сейчас пару литров молока, но где его найти в три часа ночи?
Тут я вспомнил, что в последнее время в городе появилась пара продуктовых магазинов, которые работают круглосуточно, один из них должен встретиться мне на пути. Я прибавил шаг.
Ночной город казался тихим, мирным и безмолвным. Дневные страсти давно улеглись, и все вокруг отдыхало, готовясь к новому дню. Только я словно тать, скользил по улицам, скрываясь в густых тенях. Ветер ласково обвевал мое лицо, снимая боль с оцарапанной кожи и разбитых губ, как любимая женщина нежными поцелуями…
Темнота обнимала меня, как своего сына, вернувшегося издалека, с другой стороны земли, где всегда властвует безжалостно-яркое солнце.
Почему шорох шагов слышен только в тишине, и так покойно, когда никого нет рядом? Почему мы мешаем жить друг другу рассказами, похлопываньем по плечу или просто своим присутствием?
Не понимая истины простой,
мы рвемся вверх и ввысь
Хоть все, что нужно нам для счастья,
Находится с рожденья в нас самих.
Итог печален, мы несчастны…
Я шел, понемногу твердея шагом. Тело понемногу приходило в себя, выбрасывая из себя капли пота, хоть было довольно прохладно.
Выпитая мною вода возвращалась обратно в мир, в виде испарений. Круговорот воды в природе никогда не прекращался, и будет продолжаться, даже если ничего из живого на земле не останется…
Примерно через полчаса быстрой ходьбы я подошел к магазину, он единственный сверкал неоновой выставкой, все остальные рекламы на ночь отключали, экономя электроэнергию.
Сонная продавщица, услышав слабо звякнувший колокольчик, закрепленный на двери, подняла голову с рук и посмотрела на меня мутными не понимающими глазами. — Что нужно? Чего пришел?
Вид у меня видимо был еще тот, если со мной заговорили так покровительственно и свысока.
— Молока литра два, если, конечно, свежее…
— Какого молока? От бешеной коровки?
— Нет, обычного, и от нормальной коровы…
— Жена что ли послала? — проявила дар ясновидения продавщица. — Наверно, ребенок малый, а ты пришел вечером пьяный…
— Так свежее молоко-то?
— А каким оно будет в пакетах? Всегда свежее, три дня стоит открытым, а не сворачивается. Должно быть какую-нибудь гадость добавляют, сейчас все такое, долго не портится. Брать будешь? Или все-таки водки?
