Стивен Эриксон - Охотники за Костями
"Полно масла? Что это, какая-то система перекачки в подвал? Нет, Худа ради, Бальзам, не будь идиотом". — Горлорез, ты думаешь, другие дома так же нафаршированы? Это твоя мысль?
— Моя мысль, сержант, что Леомен сделал весь город большой ловушкой. Он ждет, что мы войдем, будем пробиваться все глубже…
— А как насчет его сторонников?
— Что насчет них?
"Но… это же значит…" Он вспомнил лица врагов, фанатизм, блеск пьяного безумия в очах. — Возьми нас Бездна!
— Нужно отыскать Кулака Кенеба. Или капитанов. Мы…
— Знаю, знаю. Выходим отсюда, пока тот урод не кинул фонарь!
* * *Беспорядок становился все более беспорядочным. Однако после первого отступления, когда все новые и новые засады начали перемалывать передовые взводы моряков, кулаки Кенеб и Баральта перегруппировали свои роты, послали их занимать дом за домом, улицу за улицей. Где-то впереди, понимал Кенеб, остатки морских пехотинцев все еще ломились, пробиваясь сквозь отряды фанатичных, но плохо вооруженных и совершенно недисциплинированных последователей армии изгнанников Леомена.
Ему доносили, что они накачаны одуряющими зельями, безумствуют, не обращая внимания на раны, и умирают, не отступая ни на шаг. Честно говоря, он этого и ожидал. Последний бой, героические мученики, смертники. И'Гатан таков, каким был всегда.
Они возьмут город. Адъюнкт Тавора получит первую чистую победу. Кровавую, жестокую, но явную победу.
Он стоял на ближайшей к пролому улице, посреди дымящих развалин, и смотрел на поток раненых, лишившихся сознания солдат, которых целители несли в лагерь. Видел свежую пехоту, вливающуюся в пролом, быстро проходящую очищенные районы. Они вливались в бой в центре — малазанский кулак сжимается вокруг Леомена и его последышей, на горле мятежа.
Капитан Алых Клинков Лостара Ииль провела три взвода к бушующему вдалеке бою. Кулак Тене Баральта стоял неподалеку, разговаривая с капитаном Добряком.
Кенеб послал капитана Сорт вперед, налаживать контакт с взводами авангарда. Они встретятся у стен дворца. Он надеялся, что дальше все пойдет по плану.
Шум, крики тревоги — сзади. СНАРУЖИ ПРОЛОМА! Кулак развернулся и увидел огненный вал, вставший над пустым пространством перед стеной, там, где воины Леомена вырыли неглубокий ров. В траншее начали взрываться закопанные сосуды с маслом — раскаленные брызги полетели далеко. Колонна легкораненых разбежалась, но почти всех охватил огонь. Вопли, рев пламени…
Испуганный взор уловил движение справа, на крыше одного из домов, смотрящих в сторону пролома. Человек с фонарем, в другой его руке пылающий факел — увешанный флягами, окруженный амфорами, он встал на самом краю, распростер руки, начал скидывать ногами сосуды — они оказались привязаны к лодыжкам, и тяжесть падающих корчаг увлекла его за собой.
На кучу камней в бреши.
Он упал, исчезнув из вида. Поток пламени полился на улицу…
И Кенеб заметил на крышах домов, примыкающих к городской стене, новые фигуры. Они бросались вниз. Падение, потом всплески яростного пламени; они все поднимались, сближались, над бастионами вздыбились целые полотнища пожаров. Как будто начался огненный потоп.
Жара насела на Кенеба, заставила сделать шаг назад. Масло из разбитых кувшинов, таившихся под развалинами стен и в подвалах домов, начало загораться. Брешь в стене стала непроходимой, демонический пожар лизнул мостовую.
Кенеб оглядывался, его все сильнее охватывал ужас. Он заметил поблизости нескольких скорчившихся в развалинах сигнальщиков. Заорал что есть силы: — Трубите отход! Проклятие, солдаты, трубите отход!
* * *Темул с ротой виканских всадников въехал на склон холма, лежавшего над Лофальской дорогой, к северо-востоку от И'Гатана. Они никого не встретили. Ни одна душа не бежала из города. Конники Четырнадцатой Армии полностью окружили его. Виканы, сетийцы, Горячие Слезы. Бегство невозможно.
Темул порадовался, поняв, что мысль Адъюнкта течет в том же направлении, что и его собственная. Внезапная атака, как вонзенный в грудь кинжал, удар прямо в сердце проклятого мятежа. Они услышали разрывы морантских припасов — громкие, громче, чем ожидали — и узрели вздымающиеся над южной стеной И'Гатана черные облака дыма.
На дороге виднелись следы массового исхода горожан, покинувших дома всего несколько дней назад.
Вспышки пламени, далекий рокот, раскатистей грома. Всадники, как один, повернули головы в направлении города. Стены огня восстали там над камнями стен, над бастионами; за воротами здание за зданием охватывал пожар.
Темул смотрел, и ум его содрогался от увиденного, от понятого.
Треть Четырнадцатой Армии уже в городе. Треть.
И все они почитай что мертвы.
* * *Кулак Блистиг стоял подле Адъюнкта. Внутри нарастала тупая боль — чувство, которое, казалось ему, осталось далеко в прошлом. Но то место, то время словно вернулось. Он стоял на стене Арена, созерцая резню войска Колтейна. Без надежды, без возможности помочь…
— Кулак, — резко сказала Адъюнкт, — еще солдат на тушение рвов.
Он вздрогнул, повернулся и махнул рукой вестовой, стоявшей рядом. Она поняла и помчалась передавать приказ. "Залить ров, да. Но… зачем?" Пролом в стене перекрыт стеной пламени. Все больше пожаров возникало в городе, пылали ярусы стен, дома взрывались изнутри, свирепый рев горящего масла нарастал, глиняные кирпичи летели, словно смертельные снаряды. Огонь захватывал здания на главных перекрестках. Вот взлетело на воздух здание около самого дворца, взметнулись ввысь гейзеры горящего масла, рассеивая тьму, обнажая покрытое мрачными тучами небо.
— Нил, Нетер, — сказала Адъюнкт ломким голосом, — соберите магов — всех — я желаю, чтобы пламя в проломе было потушено. Я желаю…
— Адъюнкт, — оборвала ее Нетер, — у нас нет сил.
— Древние духи земли, — уныло добавил Нил, — гибнут, бегут от огня. Сжигающая боль, бегство и смерть. Что-то вот-вот родится…
Перед их глазами И'Гатан осветился заревом ужасного, бледного, невозможного дня.
* * *Кашляющие, шатающиеся солдаты, легко и тяжелораненые, столпились и давили друг друга — двигаться было некуда. Кенеб взирал на массу своих солдат, и глаза его щипал дым. Семьсот, восемьсот. Где остальные? Он знал.
Ушли. Умерли.
На улицах царил огонь, перепархивал с дома на дом, заполнял горячий, мятущийся воздух гласом веселого голода, демонического, алчного, наглого.
Нужно что-то сделать. О чем-то подумать. Но жара, ужасная жара — легкие сдавило, каждое дыхание приносило режущую, расцветающую в груди боль. Вдох, вдох — но, казалось, сам воздух умер, из него высосана жизнь и взять больше уже нечего.
