Михаэль Пайнкофер - Князь орков
— Ошибаешься, — сказала Аланна, прежде чем Раммар успел что-либо ответить. — Орки здесь ни при чем, Корвин.
— Что? Но ведь…
— Разве ты не помнишь, что я говорила о Тровне? Лес рассматривает как незваного гостя каждого, и не важно, идет ли речь о человеке, орке или еще о ком-нибудь. Только Хранительница карты может спокойно пройти через лес. Так записано в пророчестве Фаравина.
— Этого еще не хватало, — застонал Корвин. — Сделай милость, избавь меня от пророчеств. Я не хочу знать, что нас ждет впереди.
Аланна улыбнулась, а затем спросила:
— Знаешь, что я думаю?
— Что?
— Я думаю, что на самом деле — ты очень пугливое существо, Корвин. И в этом страхе кроется причина твоего враждебного поведения.
— Ерунда!
— Это не ерунда, и ты это знаешь. Хотя тебе это и не нравится, Корвин, — ты всего лишь человек, а людям свойственно бояться. И если тебя это успокоит, то я тоже испугалась, когда это существо принялось кружить над нами, хотя я и Хранительница.
— Не повезло тебе, — пожал плечами Корвин. — В любом случае, я не боюсь. Ни этой твари, ни чего-либо еще.
— Упрямец! Почему не хочешь признать этого?
— Потому что нечего здесь признавать, вот почему.
— Это неправда! Я чувствую твой страх, и чувствую, что за ним кроется нечто большее — грусть и тоска…
— Эльфийка! — угрожающе зарычал охотник за головами. — Я был бы тебе очень признателен, если бы ты оставила все это при себе…
— Ты научился как следует прятать свою боль, но она не ушла. Пока ты не выйдешь против нее, ты никогда не справишься с ней.
— Спасибо, — проворчал он. — Еще будут мудрые советы?
— Ну почему ты меня не слушаешь? Я хочу помочь.
— Это очень по-дружески с твоей стороны, но помощь мне не нужна.
— Глупец!
— Высокомерная девка!
— Грубиян!
— Наглая, отвратительная…
Раммар и Бальбок немало удивились — эльфийка и охотник за головами осыпали друг друга ругательствами не хуже двух орков. При этом Раммар понимал, почему они оба так себя ведут, но по какой-то причине эта мысль ему совершенно не нравилась.
Чтобы спорщики своими криками не привлекли внимания жуткой живой тени, он решил вмешаться.
— Скажите-ка, вы, двое, — зашипел он, — к чему это глупое токование?
— Токование? — переспросил Корвин, уставившись на него.
— Ну конечно, — проворчал орк. — Ясно же, что ты положил на эльфийку глаз, а эльфийка странным образом находит тебя не настолько отталкивающим, каким ты являешься на самом деле.
— Это… это чушь! — беспомощно возразил Корвин, но взгляд, которым он обменялся с Аланной, доказал Раммару. что он попал не в бровь, а в глаз.
— Вместо того чтобы ругаться, — продолжал орк, — лучше займитесь этим сразу же, здесь и сейчас. Тогда все будет позади.
— Что ты имеешь в виду? — спросил неприятно пораженный Корвин.
— Что мы должны сделать? — покраснев, спросила Аланна.
— Ну что же еще? — грязно улыбнулся орк.
— Ты… ты имеешь в виду?..
Раммар кивнул.
— Лучше всего сделать это вон в той луже. Вам наверняка придет в голову кое-что забавное.
— Что именно? — спросил Бальбок.
— Молчи! — пробурчал Раммар.
— Я правильно поняла? — удивленно переспросила Аланна. — Ты… ты не только подталкиваешь нас к тому, чтобы совершить любовный акт, но мы еще при этом должны вываляться в грязи?
— Так, как поступают орки, — подтвердил Раммар, и его ухмылка стала еще более отвратительной.
— Ах ты, мерзкое создание! — воскликнула она. — Как ты посмел поливать грязью такой возвышенный акт?
— Не поливать, — поправил орк. — О поливании речи не было.
— Неужели же у тебя нет тонких чувств? — возмутилась эльфийка.
— Конечно же, нет, — сказал Корвин. — Он — орк, а орки следуют только своим инстинктам.
— В таком деле это совершенно логично, — заявил Раммар, по-прежнему ухмыляясь во весь рот.
— Это низкие, омерзительные инстинкты. — Черты лица Аланны исказило презрение.
— Вот именно, — согласился с ней Корвин. — Они — примитивные дикари и никогда не изменятся.
Охотник за головами и эльфийка вдруг снова пришли к единому мнению. Их ссора была забыта — ничего другого Раммар и не добивался.
— Корр, итак, я — примитивный дикарь, — пробормотал он. — Они тут токуют так, что даже у орка уши вянут, а примитивный дикарь в итоге — я. Ты понял, Бальбок?
— Нет, — ответил ему брат, неподвижно лежавший на спине. — Я вообще ничего не понимаю. Я голоден.
— Я тоже. В этом проклятом лесу нет ничего, кроме жестких корешков и крошечных грибов. Они мне уже поперек горла стоят.
— И мне тоже. Стоит только подумать о большом котле засорителя желудка…
— Заткнись! — прорычал Раммар.
— Не могу. Вот он опять у меня перед глазами: огромный котел с глазами змей и кишками гномов, и…
— Заткнись! — сказал Раммар, на этот раз энергичнее, и Бальбок действительно замолчал. Но по его блестящим глазам было ясно, что он продолжает представлять себе вкусности, которые еще могут быть в котле.
— В одном я тебе клянусь, Раммар, — проговорил он снова. — Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, я возьму самый большой котел, который ты когда-либо видел, и приготовлю самый лучший засоритель желудка, который ты когда-либо ел. Корр?
Раммар вздохнул — что еще можно на это ответить?
— Корр, — тихо сказал он.
4. Боль ур'сул'хай-коул
Узкие и острые, словно лезвия мечей, корабли эльфов рассекали быстрину Восточной реки. Движимым вперед равномерными ударами весел, четырем триерам понадобилось всего несколько дней для того, чтобы достичь той местности у подножия Черногорья, где Восточная и Западная реки сливались в один поток, испокон веку служивший естественной границей между Гнилыми землями и Эльфийской империей, отсюда же происходило его название — гландуин называли его на своем языке эльфы, абхаймкроиаш — орки, Граничной рекой — люди.
Меж мрачными серыми склонами Черногорья Граничная поворачивала к угрожающей зеленой ленте леса Тровны, устремляясь к северу через мертвые Ничейные земли, где солнце было редким гостем. Серые тучи — остатки бури, которая бушевала дальше на востоке, — затянули небо темной пеленой, подобной той, что накрыла сердце Лорето.
С тяжестью в душе стоял эльфийский князь на носу корабля, возглавлявшего флотилию. Носовая фигура, представлявшая собой шею и голову лебедя, величественно рассекала волны, почти бесшумно расступавшиеся перед острой, словно нож, носовой частью корабля; слышен был только плеск весел, погружающихся в воду и снова вздымающихся.
