Игорь Ковальчук - Бессмертные
— Ты приняла свои таблетки? — спросил он ее, вытирая руки о передник. Передник на нем смотрелся нелепо — как шапочка официантки на голове Кинг-Конга.
Моргана наморщила лобик. После полугода лечения она была уже вполне адекватна, понимала, о чем ее спрашивают, отзывалась, если обращались, но не сразу. Если ей задавали вопрос, то надо было терпеливо ждать, когда она сообразит, что именно ей сказано, что именно нужно отвечать.
— Нет, — едва слышно ответила она. Виновато опустила глаза.
Мэлокайн сходил в ванную, где на полочке стояли прописанные Моргане витамины и лекарства, отсыпал из каждой баночки столько, сколько нужно, налил воды в стакан и принес жене.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Врач сказала: чуть что — сразу надо ехать в клинику. Живот не болит?
Она отрицательно покачала головой, глядя на него.
— А в целом как? Голова не кружится?
— Нет. Мне никогда не было так хорошо, как здесь, — тихо произнесла она.
Ликвидатор, приятно удивленный и вместе с тем обеспокоенный ее здоровьем, присел перед креслом на корточки. Он был так росл, а она так мала, что даже теперь его глаза оказались чуть выше ее глаз, и ему пришлось наклонить голову.
Моргана смущенно подняла глаза, и мужчину окатило чарующее сияние ее взгляда. Мэл почувствовал, что у него путаются мысли. Как же она пре красна, даже трудно дышать. Хочется смотреть и смотреть на нее бесконечно.
— Мне никогда не было так хорошо, как здесь, — повторила она. — Я только теперь понимаю, что раньше все время боялась.
— Слава Демиургу, что ты больше не боишься меня, — улыбнулся Мэлокайн. — Ты поверила, что я ничего тебе не сделаю? Ни за что не сделаю?
— Не совсем, — призналась Моргана. — Но ты действительно мне до сих пор ничего плохого не сделал. И ты так заботлив. Так добр… Ты удивительный.
— Я — самый обычный мужчина, — ответил он смущенно. — Точно говорю — самый обычный. Ну неужели тебе в жизни не попадались нормальные мужчины? Неужели только подонки?
— Попадались. — Она вдруг вздрогнула и порывисто вздохнула. Мэл вскочил, решив, что Моргане дурно, но ее застывшее лицо почти сразу сморщилось в плаче, и стало понятно: это не обморок — это обычные слезы. Первым движением мужчины, конечно, было обнять жену, но он вовремя вспомнил, что этого лучше не делать, и просто погладил ее по воло сам — подобные ласки она ему позволяла. — У меня был брат. Руин. Он обо мне заботился, он меня любил — только он. Я думала, что он такой один на свете. Если бы не он, я, наверное, давно бы… Но его больше нет.
— Нет?
— Отец мне обещал, что ничего ему не сделает, просто изгонит, но потом сказал, что на самом деле приказал его убить. Что Руин мертв…
— Подонок!
— И я все думала, что больше нет на свете человека, способного быть таким внимательным, заботливым… нежным… А вы даже мягче его.
— Ты. Говори мне «ты». Не надо нервничать, это тебе очень вредно. В твоем положении вообще нельзя волноваться. Поверь, в жизни ты встретишь еще очень много хороших людей, сотни, если не тысячи. Ты же бессмертная.
— Нет. — Молодая женщина помотала головой. — Не встречу.
— Но почему же?
— Потому что я умру родами.
— Да о чем ты говоришь?! — вскинулся он. — Нельзя даже думать об этом! Нельзя! Если ты волнуешься, что можешь умереть, давай сегодня я положу тебя в клинику!
Моргана смотрела на мужчину, нависающего над ней подобно огромному утесу, с грустной нежностью.
— Вы так добры, — ответила она. — Но, поверьте, так будет лучше. Я такая грязная… Мерзкая…
— Ты — чистая! Чистейшая! Ты — чудо! Воплощенный свет и красота! — Он смешался и покраснел. Румянец смущения на его лице выглядел не менее нелепо, чем белый передничек, которым он подпоясывался на кухне. — Ладно, раз ты начала волноваться за себя, то решено — сегодня же везу тебя в клинику. В самую лучшую. И еще одного врача приглашу. Мага. Пусть тебя посмотрит и решит, есть ли повод для волнения. Подожди.
Он вышел в коридор, туда, где на стене висел небольшой видеофон — с маленьким экранчиком и очень ограниченным числом функций. Впрочем, память аппарата была рассчитана более чем на сотню номеров, ликвидатору и этого было много. Использовать все его возможности он так и не научился, а помнил всего три телефона. Друзей у него почти не было, а тем, что были, он звонил очень редко. Но уж номер отца-то у него был в любом видеофоне любой квартиры или ухоронки. Он нажал кнопку «1», и аппарат принялся набирать номер.
Экран сразу засветился. Мэльдор взглянул на Мэлокайна и радостно воскликнул:
— А-а! Мэл! Привет! Вот так, вспомнил наконец о старом отце. Где тебя носило? Ты бы позванивал все-таки, а? Полгода твою физиономию не видел, уж не знал, что и думать. Даже у Блюстителей справлялся.
— Им-то откуда знать, где я?
— Кому и знать, как не им? И не где ты, а что с тобой — вот это меня интересовало. Кошмар, даже на свою свадьбу не смог тебя пригласить.
— Я бегал от одного Таронта. От того самого, у которого ликвидировал сына.
Лицо Мэльдора напряглось, и на нем вновь проявилось выражение, напоминающее о собаке, которая взяла след.
— Ну а теперь что?
— Теперь все в порядке.
— Ты его убил?
— Нет. Подружился.
— Ну ты даешь. — Мортимер-отец вздохнул с явным облегчением.
— А на ком ты женился? — спохватился Мэлокайн. — И давно?
Недавно. Всего-то полгода назад. И женился я на твоей матери, — улыбнулся Мэльдор. Но, не увидев ответной улыбки, сразу посерьезнел. — Ладно, Мэл, что было, то прошло. Человек в своей жизни часто делает ошибки, в которых потом раскаивается.
— Ты хочешь сказать, что она раскаивается? — деланно удивился Мэлокайн. — Ответь-ка мне — сколько раз за эти полгода она поинтересовалась мной?
— Она интересовалась.
— Врешь. По глазам вижу.
— Мэл. — Голос отца вдруг стал очень усталым. — Поверь мне. Интересовалась. Я, конечно, не стал ей говорить, что ты пропал. И о том, что, скорей всего, не захочешь с ней увидеться, тоже не стал говорить. Сказал, мол, с тобой все в порядке, ты далеко, по своим срочным ликвидаторским делам.
— Как, она знает, что я ликвидатор?
— Знает.
— И долго она плевалась, когда узнала об этом?
— Мэл! — укоризненно одернул Мэльдор. — Прекрати. Дебора совсем не чудовище и не кукушка, мать любит тебя.
— Она это искусно скрывала все эти годы.
— Ты не знаешь, в каких условиях она жила много лет. В далеком мире, на Черной стороне, фактически на положении пленницы…
— Странно, почему мне совсем ее не жалко?
— Очень печально, если это так. И я воспринимаю это как укор самому себе. Если я не мог воспитать в тебе…
— Ты не мог. И я не считаю, что ты в этом виноват, — оборвал ликвидатор. — Ладно, оставим. На эту тему можно говорить бесконечно. Я, собственно, по делу звоню. Мне нужна твоя помощь.
