Орландо Паис Фильо - Энгус: первый воин
Под наведенными на нас луками мы вошли внутрь крепости и опустили мечи в знак нашей доброй воли. К нам спустился их вождь, на этот раз в сопровождении воинов с мечами. Его звали Одда. Имя это показалось мне очень странным.
Эту ночь, до той поры, пока утренний свет не рассеял тени, моя армия провела в стенах крепости, освещенной всего лишь несколькими мерцающими факелами. Узнав о том, что мы посланы на помощь королю Альфреду, нам оказали в крепости достойный прием, и я пересмотрел свое отношение к Одде. Он чем-то напомнил мне Брана, разве что оказался менее мощным и проницательным. Одда проявил по отношению к нам истинное гостеприимство и всячески выказывал свои добрые намерения. Он объяснил, что Альфред уже получил документ с предложением заключить военный союз между народами южного Кимра и северного Уэссекса, поскольку с королем Уэссекса их связывала давняя дружба. Поев и утолив жажду, мы обсудили последние события в королевстве. И наконец, после нескольких часов откровенных бесед, Одда пожелал нам спокойной ночи.
— Пора отдыхать, — добавил он. — Вы, должно быть, очень устали после долгого перехода.
Действительно, пришла самая пора отдохнуть и восстановить силы.
На следующий день нам предстояло выработать план обороны, и я решил переговорить об этом с Оддой.
— У меня есть план… — начал я, после чего мы с ним поднялись на стену, откуда можно было видеть передвижение войск. — Давайте выследим их расположение и нападем на них сами в первое же утро еще до рассвета.
— Но благоразумно ли это? — осторожно спросил он. — Здесь мы, по крайней мере, находимся под защитой стен. — Возражения Одды конечно же имели смысл, и он искренне полагал, что у него выгодная позиция для того, чтобы сопротивляться. Но…
— Буду с вами говорить совершенно откровенно, — ответил ему я. — Как вы можете заключить по моему виду, когда-то я принадлежал к войску норвежцев, соперников датчан, а потому знаю, что ваша крепость не продержится и нескольких дней, если они осадят ее. Другие, куда более крупные и защищенные крепости, падали за день. А тут еще следует иметь в виду и то, что войск у Сигурда Змееглазого много. Судя по тому, что рассказали нам пленные, у него около шестидесяти кораблей, на каждом приблизительно по тридцать человек. Таким образом, мы имеем две тысячи воинов…
— Но мой гарнизон не превышает двухсот человек! Господи помилуй! — едва ли не в ужасе воскликнул вождь.
— Тысяча двести, позвольте напомнить, — и с этими словами я протянул ему руку.
— Можете рассчитывать на мою помощь в чем угодно и когда угодно, Энгус. Я верю в ваше решение.
— Лучшее время для атаки на этих ублюдков — раннее утро, перед самым рассветом, когда они еще не проснулись…
Одда весело рассмеялся. Да, действительно, он обладал таким же детским характером, как и Бран.
Несколько позже вернулись наши разведчики и сообщили, что армада Сигурда находится в шести часах пути отсюда и двигается, скорее всего, в нашем направлении. Кроме того, разведчики узнали, что на пути норманнов лежат еще две деревни, где они непременно остановятся, чтобы забрать провиант и лошадей, в которых сильно нуждаются.
«Значит, этой ночью они еще не нападут», — подумал я. Они непременно захотят отдохнуть и атакуют нас не раньше следующего дня. Деревни они, конечно, сомнут с ходу, но штурм крепости — это совсем иное дело.
Я очень рассчитывал на то, что датчане, как обычно, встанут лагерем где-нибудь неподалеку, и, услышав об этом, Одда с энтузиазмом поддержал мой план нападения ранним утром. Он выслал вперед разведчиков, и мы стали готовиться к битве.
Скоро решительный час настал.
Поначалу бледная луна то пряталась среди густых черных туч, то появлялась в холодном зимнем небе. Но вскоре стало совсем темно, и мы едва видели друг друга. Наступило самое подходящее время для захвата лагеря Сигурда. Все играло нам на руку, даже гробовая тишина, не прерываемая ни шумом орла, ни уханьем совы, ни волчьим рычанием, что обычно всегда сопровождают любое передвигающееся войско.
Охрана лагеря плохо соблюдала воинскую дисциплину: некоторые оказались пьяны, остальные просто спали, побросав рядом оружие. Луки, стрелы, молоты, мечи и копья валялись повсюду на земле, словно кем-то забытые детские игрушки.
Мы обговорили с Хагартом и Оддой все детали нападения, и когда я получил их согласие во всем, то подал сигнал к атаке. И, словно полчища насекомых на тучные поля пшеницы, мы устремились на спящего врага. Мы вгрызались ему в горло молча.
Всего в несколько мгновений мы уничтожили весь лагерь. Те, кто оказался настолько упрям, что попытался драться, выглядели по сравнению с нами неповоротливо и вяло. Они валились с ног, как снопы. Ибо дрались датчане, движимые только страхом и боязнью умереть. Некоторым мы позволили убежать, но всех сопротивлявшихся уничтожили. Звенело железо мечей и копий, топоры прорывали красные борозды в черепах врага.
Когда поднялось солнце, лагерь врага представлял собой страшную картину опустошения. Первые солнечные лучи упорно пробивались через густой туман, открывая нам ужасные плоды нашей ночной атаки: недвижимые трупы, содрогающиеся тела и стоны умирающих и раненых. Алая кровь язычников окрасила долину в красный цвет. Где-то вдали, за завесой пыли, еще различались тени немногих, спасающихся бегством. Их преследовала наша конница.
Битва — всегда дело страшное, и мы оправдывали себя лишь тем, что разбили врага и принесли свободу королевству, которому грозило рабство. И только поэтому мы могли рассчитывать на благодарность наших родных и близких.
Мы потеряли совсем немногих, но имена этих мужественных людей останутся в нашей благодарной памяти. Одда потерял больше, поскольку его воины, скрывавшиеся за спасительными стенами, не привыкли сражаться в открытом поле.
Сам Сигурд был мертв. В его могиле нашел свое последнее прибежище и старый Рагнар. Мы собрали всю добычу, которую датчане награбили по саксским деревням, включая и их военную одежду, являвшуюся для нас ценным трофеем. Однако наиболее дорогой находкой оказалось шелковое знамя с вороном, вышитое тремя дочерьми Рагнара Лодброка, короля Уппсалы. Потом мы возвратились в крепость и еще долго праздновали победу зимы 878 года. Мы и представить себе не могли тогда, насколько важной окажется эта простая победа для всей истории Британии.
Глава семнадцатая
Болота Суморсета
Но счастье воина недолговечно. Едва мы одержали победу над Сигурдом Змееглазым, как узнали, что Гутрум вновь собрал огромное войско, с которым углубился в южный Уэссекс, заставив его население искать убежища в Армориканской Британии[14].
