Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда…
Бывшие мои пожитки Гхажш упаковал в буургха и, кивнув на получившийся тюк, беззвучно сказал что-то Угхлууку, тот только глаза прикрыл в ответ.
Сам Гхажш тоже переоделся и кое-что изменил в своей внешности. У меня сам собой открылся рот, когда я увидел перед собой совершенно незнакомого воина.
Вместо сапог у него были мягкие башмаки с широкими ремешками вокруг лодыжек и слегка загнутыми носками; икры и бёдра были так обтянуты тонкой кожей штанов, что я видел, как под ней при каждом шаге перекатываются бугры мышц; на торсе плотно сидел короткий, кожаный же, жилет со шнуровкой вместо пуговиц. На обнажённых руках у воина были тяжёлые литые браслеты. Два золотых – на плече и запястье правой, и один золотой – на плече левой. Запястье левой руки было охвачено четырьмя петлями толстенной серебряной цепи. Такая же цепь, только ещё толще и золотая, двумя витками охватывала шею, и на ней странно смотрелась слегка позеленевшая круглая медная бляшка. Пальцы были унизаны кольцами различного размера и вида. Довершала вид золотая монета, прицепленная к левому уху.
– Зачем это всё? – спросил я, ошарашенно его разглядывая. – Раньше вроде обходился.
– Я же теперь королевский стрелок, – пояснил Гхажш, заплетая волосы в короткую толстую косичку. – Стрелки, те, что жалованье королевское и добычу не допивают, а копят, так и поступают. Обращают всё в серебро да в золото и на себе носят.
– И цепи тоже? – подивился я.
– Цепи – это чтобы расплачиваться между собой, – Гхажш загнул косу вперед и подплёл её кончик к волосам надо лбом, получилось что-то вроде волосяного гребня. – Обычай такой. Звено в цепи весит ровно как одна монета. Когда в кости играют, выигрыш или проигрыш на звенья меряют. Отсчитал, сколько надо, ножом звено разомкнул, и в расчёте. И выигравшему к своей цепи пристегнуть недолго, не железо же, металл мягкий, зубами звенья сомкнуть можно.
– А монета тогда зачем? – продолжал удивляться я. – Для красоты?
– Нет, – серьёзно ответил Гхажш, внимательно меня разглядывая. – Не для красоты. Монета на похороны.
– Этого что ли всего не хватит? – показал я на браслеты.
– Это всё стрелок пропить может или в кости проиграть, или свои же товарищи снимут и поделят после его смерти. Даже с раненого могут ободрать. А похоронную монету никакой стрелок не возьмёт, она тому предназначена, кто тело хоронить будет. И пропить её может только самый последний забулдыга, это же всё равно, как собственную смерть пропить. Хотя такие тоже встречаются. Но их не уважают.
Мне оставалось только подивиться прихотливой сложности чужих обычаев. «Нож на правый бок перевесь, – приказал мне Гхажш, наконец, закончив меня оглядывать. – Вот, как у меня».
У него на правом боку висел короткий прямой меч в потёртых ножнах.
– Да зачем это, – отмахнулся я. – Я же не левша.
– В Осгилиате все бывалые вояки так носят, – пояснил Гхажш. – Кто знает, тот оценит.
– А доставать как? Неудобно же.
– Удобно. Смотри, – Гхажш стал, подбоченившись, так что согнутая в локте правая рука упиралась в бок тыльной стороной ладони. – Приседаешь немного, ножны вниз идут, а ты рукоять вверх тянешь. Как только остриё из ножен выйдет, сразу делаешь выпад с рубящим ударом снизу вверх. Попробуй. Пляшешь ты отлично, у тебя должно получаться.
Я попробовал. Действительно, получалось легко.
– В Осгилиате народ буйный собрался, – продолжал тем временем Гхажш, – так что, если кто будет задираться, ты не удивляйся. Но и не бойся. До поножовщины дело редко доходит. Будет что серьёзное – я рядом с тобой встану. Меня будешь называть Нар или Огонёк, как тебе больше нравится. А теперь – в лодку, и поплыли.
«Как же так, – хотел ответить я. – А ребятам сказать пару слов?» Но не успел я эту мысль даже до конца додумать, как оказалось, что мы уже качаемся на речной волне, и течение быстро уносит нас на юг. В Осгилиате были к вечеру.
Гхажш привязал лодку к железному крюку, торчавшему из камня пристани, перемолвился парой слов на певучем языке Гондора с хмурым одноглазым лодочным смотрителем, получил от него деревянную дощечку с чёрной руной, заплатил за неё несколько медных монет и повёл меня к воротам крепости.
Ворота были распахнуты настежь, с обеих сторон створки подпирали плечами два сонных стражника довольно затрапезного вида. Народу в ворота туда и обратно сновало множество, но стражники обратились почему-то именно к нам.
– Кто такие? – лениво протянул левый и сделал движение, словно собирался преградить нам путь копьём.
– Адонар, – ответил Гхажш и щёлкнул пальцами по медной бляшке на золотой цепи. – Восемнадцатый ордо, возвращаюсь на службу после ранения. А братишка со мной, в стрелки записаться хочет.
Забавно, – подумал я. – Мы же с ним совсем непохожи. Почему он назвал меня «братишкой»?
– А сюда чего? – также лениво тянул стражник. – Чего не в кордегардию?
– По реке пришли, – пояснил Гхажш. – От бъёрнингов сюда было удобнее. Переночуем, пива попьём, а потом – в Минас-Тирит.
– Восемнадцатый ордо, говоришь, – протянул уже правый стражник. – Там кто у вас капитан?
– Сейчас не знаю, – пожал плечами Гхажш. – Был Брад-живодёр. Я тяжело был ранен – чуть не год провалялся.
– Живодёр, говоришь, – вздохнул правый стражник. – Живодёр восемь месяцев назад сам на живодёрню попал. Одну голову нашли и ту еле узнали. В восемнадцатом сейчас Дъерг заправляет.
– Кривой? – Гхажш казался обрадованным.
– Во-во, Кривой Дъерг, – правый стражник задумчиво зевнул. – Чего он у вас «кривой»? Вроде не одноглазый.
– Он раньше у нас над вторым платунгом начальствовал. А «кривой» потому, что ему под Кирит-Унголом жилу на шее с одной стороны перерубили. Ходит, всё время голову набок. Плечо ухом трёт. А что? Наши в крепости? Меньше бы хлопот, и в кордегардию не надо.
– В Южном Гондоре сейчас ваши, – ответил левый стражник. – Кхандцев пасут, или они их.
– Слышь, братишка, – обратился он ко мне, – одёжку-то где надыбал?
– В Карроке, – ответил я, – на рынке.
– Оно и видно, – стражник усмехнулся. – Зря потратился, король тебе такое же тряпьё, новое, выдаст. Плащик в крепости лучше сними: не любят стрелки, когда кто-то под них рядится. Морду могут набить.
– Ты за него не бойся, – Гхажш потрепал меня по плечу. – Братишка не из простых, бывалый. Мы вместе с ним не одну лигу отшагали. Не смотри, что ростом не вышел, любому громиле шесть из восемнадцати вперёд даст.
– Да мне-то что, – пожал плечами стражник. – Я предупредил, а там, как хочет. Два белых звена с него, за вход в крепость, – он посмотрел на правого стражника, тот кивнул. – Ещё два – за ношение оружия.
– Плати, – подтолкнул меня в спину Гхажш.
