Денис Юрин - Воскрешение
– Тебе волю дать, так все сырым бы жрал! – ответил писклявому голоску приятный, но очень уставший мужской баритон. – И не потому, что тебе так больше нравится, а потому, что возиться с готовкой лень… Труд человека человеком сделал, а кто трудиться не захотел, так карлом гадким и остался!
– Ой-ой-ой, – мерзко заверещал знакомый голосок. – Щас зеркало принесу, на рожу свою глянешь! Хоть физия твоя еще ничего… терпимо выглядит, по сравненьицу со всем остальным…
Диалог прекратился, точнее, находившиеся где-то поблизости спорщики были настолько возмущены, что отказались от слов и принялись выражать свое отношение друг к другу звуками. Один мерзко хихикал, порой подхрюкивая, как довольный купанием в луже поросенок, а другой то ли рычал, то ли шипел.
«Я умираю, поэтому и слышится всякая белиберда! – подумал Дарк и, собравшись с силами, приподнял отяжелевшие веки. – Нет, все еще хуже! Я уже умер и обречен на вечные муки! За что, Всесильные Небеса, за что?!» – изменил свое мнение моррон, как только увидел, где он лежит и кто находится рядом.
Комнатка была довольно большой, хотя залом, конечно, ее не назовешь. Отсутствие окон, каменный потолок, каменный пол и, само собой разумеется, стены из камня не оставляли сомнений, что он и присутствующие в помещении еще два живых существа находятся в подземелье. Вначале моррон подумал, что в отношении его и двух товарищей по несчастью боевые монахи изменили своим принципам и все-таки взяли их в плен, однако вскоре Дарк понял, что ошибался. Раненых пленных не укладывают на мягкую и чистую кровать, а швыряют, как тюк, на охапку соломы, в лучшем случае не гнилой. Он же лежал на настоящей постели, на мягком ложе с удобными подушками и под теплым одеялом. Прохудившаяся в боях кольчужка, стоптанные сапоги и даже меч с охотничьим ножом покоились на полу рядом с кроватью. Тюремщики не оставили бы узникам оружие и уж тем более не стали бы потчевать их, как дорогих гостей. Краюха черствого хлеба и полкувшина дурно попахивающей воды – это все, на что пленники могли бы рассчитывать, а ведь стол, стоявший посреди комнаты, буквально ломился от яств. К тому же в узилище не бывает камина, а охранники не оставляют открытой дверь.
С трудом приподнявшись на локтях и превозмогая боль, сфокусировав взор, Аламез осмотрелся. Компания, в которой он пребывал, была далеко не из лучших, но могло быть и хуже…
Посреди стола, удобно поджав под себя ноги, восседал в окружении блюд и кувшинов с вином мерзко хихикавший Кабл. Если раньше на уродливой голове потомка карлов имелась хоть какая-то растительность, то теперь она была гладкой, как коленка. Огонь, разбушевавшийся в таверне, отменно исполнил роль брадобрея: все лишнее с головы удалил и не оставил при этом ни единого пореза. Что же касалось рук и кривоватых ножек коротышки, то им изрядно досталось. Аламез не смог определить на глаз степень тяжести ранений карла, поскольку они были скрыты под многочисленными окровавленными повязками, покрывавшими две трети тщедушного тельца, а то и больше…
Если писклявый голосок, без всяких сомнений, принадлежал хоть и израненному, но отменно себя чувствующему малышу, то владельца ласкавшего слух баритона моррон узнал не сразу. Да и как тут можно узнать, если спорщик сидел в бочонке и наружу высовывалась лишь его голова. Почему-то Фегустин Лат вновь поменял личину и опять превратился из красавца-аристократа в того самого неприметного купца, которого Дарк повстречал в придорожном трактире.
– О-о-о, а вот и наш сонливец проснулся! – радостно воскликнул Кабл, хлопая себя обмотанными бинтами руками по перевязанным тряпьем коленкам. – Как спалось вашему морронскому благородию? Винца в постельку не подать?!
Коротышка вел себя более чем странно. Судя по повязкам, он должен был не юродствовать, не веселиться, а лежать где-нибудь в дальнем уголке и лишь жалобно стонать, но, похоже, потомок карлов совсем не чувствовал боли и от скуки донимал остальных. На лице уставшего от глупых реплик и выходок карла вампира застыло выражение мученика. Моррон только что проснулся и пока не пострадал от чрезмерной говорливости малыша, но все еще было впереди, теперь настал его черед…
– Пасть заткни и отвернись! Сейчас одеваться буду, – оповестил о своем намерении подняться с кровати моррон, бывший совсем не в том настроении, чтобы вступать в задорную перепалку.
– Че отворачиваться-то?! – выразил искреннее удивление малыш, разведя руками и покачивая из стороны в сторону еще более уродливой, чем прежде, головой. – А то пока тя досюда тащили, я на твою срамоту не насмотрелся… Кстати, я бы на твоем месте не стеснялся… альмирским девкам…
Неугомонный Кабл не успел досказать явно пошлую мысль, поскольку севший в кровати моррон грубо прервал его трескотню, запустив в гнусно лыбящуюся физиономию сапог. Правда, коротышка оказался не только остер на язык, но и необычайно проворен. Он отбил грязный снаряд на подлете, притом так изловчился, умышленно изменив его траекторию подленьким образом, что сапог угодил точно в голову почему-то сидевшего в бочонке вампира.
«Как всегда… пострадали невинные жертвы!» – с сожалением подумал Дарк, а вслух произнес лишь скупое: «Извини!»
– Ах ты, гаденыш недоношенный, ах ты, мразь носатая! – взревел побагровевший от злости шевариец, забавно морща ушибленный нос и отплевываясь комками грязи. – Вон я как вылезу, как…
Конечно же, угрозы вампира были адресованы не Дарку, а истинному виновнику происшествия, то есть пакостнику Каблу. Однако коротышка отнесся к ним легко, просто-напросто не воспринял всерьез, как будто был абсолютно уверен, что пострадавший от его выходки вампир останется в бочонке еще на долгое время. Малыш резво вскочил на стол, повернулся к Фегустину спиной и, интенсивно вертя бедрами, принялся выделывать непристойные движения, время от времени похлопывая себя обеими ручками по оттопыренному назад седалищу. Танец был тошнотворно мерзким, так что Аламез не удержался и запустил в опустившегося до откровенных непристойностей плясуна второй сапог.
На этот раз танцор оказался не столь внимательным, и ударивший в спину снаряд буквально смел его со стола и чуть ли не столкнул в камин.
– Эй ты, погорелец, давай поосторожней! Шутки шутками, а так и шкуру подпалить дружбану недолго! – обиженно произнес Кабл, вновь забираясь на стол.
От того, что изгалявшийся потомок карлов осмелился назвать его другом, Дарка покоробило, но он сделал вид, что не расслышал этой явно не соответствующей действительности реплики и продолжил подъем с кровати, пока вдруг не понял бессмысленность этого предприятия. Он не знал, где находится, а значит, ему некуда пока идти. Одеться же было не во что: роба в бою героически превратилась в лохмотья, которые спасители не удосужились с собой прихватить, а в одной короткой кольчуге и сапогах по улочкам Альмиры не походишь, даже ночью.
